Елена Ерина - Сборник рассказов

И приставить охрану к икринкам. А не как в прошлый раз: Едва появились две икринки, как новоявленный папаша увидев их, в ярости набросился и сожрал их.

Это было в его природе. Организм обращённого был настроен на зачатие, но при появлении икринок, они у него вызывали только ярость и желание съесть их. Только через пару дней он приходил в норму, и понимал что натворил, и с воем катался по полу, от тоски и злости на себя.

Дагон хотел ещё детей. Адрианон был последним помётом его супруга. Впоследствии ни один помёт из его гарема не доживал до сознательного возраста.

Были ли виной обычные склоки наложников, их голод при метании икринок, или просто халатность охраны, но результат был один. Детей не прибавлялось. Гон у наложников был не частым, а супруг давно покинул Дагона, ещё в младенчестве Адрианона подвергнувшись нападению пограничной медузы.

Дагон даже подумывал о расширении своего гарема. Но пока не попадалось ему среди обращённых, интересного ему наложника. Ежегодно Дагон устраивал смотрины обращённых, чтобы выбрать себе нового наложника, охранников, да и просто распределить их на разные работы и одарить своих вассалов.

***

Адрианон вошёл в покои своего отца. Тот сидел в кресле, у водопада пузырьков с анемонами, и довольно улыбался о чём-то думая.

– Отец, спокойных течений.

– Спокойных, сын. Ты что-то хотел?

– Да, отец. У меня есть просьба, личная.

– Я тебя слушаю.

– Мне понравился один обращённый. Я хочу взять его супругом. Позволишь ли ты мне?

– Сын, мы много раз говорили об этом. Ты должен стать моим гласом, жрецом. А им не положены плотские утехи. Надеюсь, ты ещё не успел ни с кем совершить ничего?

– Успел отец.

Дагон нахмурился, и зло ответил:

– Тогда мне остаётся только женить тебя, на рождённом в море. Обращённый не может стать твоим супругом. И если я не выберу его для себя, то ты сможешь побороться за него, как за наложника. Если он тебя узнает.

– Отец, ты же знаешь что они теряют память при обороте!

– Знаю. И я своё условие сказал. Если он тебя вспомнит, то ты сможешь побороться. Если нет – то ты с ним не увидишься. Ты знаешь, что есть шанс на возвращение его памяти и условия, при которых это происходит. Срок 2 недели после смотрин.

В хронике моей есть последняя глава,

К сожаленью в ней обрываются слова

За последний год из рыбацких деревень

Сгинул весь народ, в тот туман,

Что каждый день с моря заходил

В глубь материка

Я свидетель был – опустели берега. ©

КиШ «Дагон»

Свет. Выключите свет. Что ж так плохо-то? Я вчера пил? Открываю глаза и, вижу что над головой светит солнце, но как-то неправильно. Не пойму в чём дело. Словно оно светит через аквариум полный воды. Лёгкая рябь на воде не даёт обзора, но и то, что вижу, выбивает из колеи.

– О! Очнулся. Как будем тебя звать? – спросил мужчина за стеклом, и постучал по нему.

– Где я? Кто… кто я? – с ужасом понимаю, что не помню, кто я, и как тут оказался.

– Ребят! Тут свеженький. Глядите какой, даже чешуйки ещё не наклюнулись. И член ещё как у человека, облизнулся подошедший на зов мужчина. Ребят, пока он не совсем орыбился, давайте его того, ну вы поняли.

– Тебе бы всё трахать, – противно засмеялся второй подошедший моряк.

– Эх, ну ладно. Всё равно Дагон за него пистонов вставит. Он уже его ищет. Сыночек Дагона подсел на него. Прикиньте, он с ним спал, и у Дагона, есть теперь сомнения, что он забудет себя. Видите ли, истинные, после секса способны помнить себя при перерождении. А этот, – он пнул ногой аквариум со мной – видать просто рыбёха, раз не помнит себя.

Меня сразу отпустило.

«Вспомню, обязательно, только вот пройдёт боль».

Рыбаки какое-то время ещё плыли, а затем стали суетиться, и махать руками кому-то в море. Потом я увидел, как к нам приблизилась волна, и на её гребне стоял красивый мужчина, с развитой мускулатурой, большими руками и широкими плечами, узкой талией, и в одной повязке-юбке с чешуйками до середины бедра. Его волнистые длинные волосы на ветру красиво развевались и сама собой пришла мысль:

«Владыка Морской».

Рыбаки поклонились и стали просить его наградить их уловом за их службу. Он кивнул, и они резво перевернули аквариум со мной в море. Я упал кулём в воду, и сперва, думал, захлебнусь, но скоро понял, что спокойно дышу в воде. Владыка морской поманил меня пальцем, и моё тело само, без сопротивления подплыло к нему.

– Хорош, – одобрительно сказал Владыка рассматривая меня. – Если бы не обещание, забрал бы сразу себе в гарем. Но уж раз обещал, даю тебе 2 недели. Вспомнишь себя – отпущу, а не вспомнишь – будешь моим наложником. Нареку тебя Седьмым.

Меня отбуксировали на какой-то рыбёхе как на лошади, в рифы, почему-то выросшие как решётка. Внутри моей «камеры» был большой цветок анемоны и неизвестный мне вид мелких рыбок рядом с ней.

У своих конвоиров – мужчин огромной комплекции, лысых, абсолютно одинаковых на лицо – я спросил:

– Ребят, мне бы покушать, да и дела свои тоже не дремлют.

В ответ один заржал, а другой сказал:

– Видишь анемон? Это для твоих не дремлющих дел. А рыбки для всего остального. Еду принесут скоро. Располагайся.

– А как пользоваться-то?

– Сам смотри, – и опять загоготали.

Я подплыл к анемоне, с сомнением посмотрел на неё и отвернулся. И вдруг почувствовал, как её лепестки прошлись по моему заду, обнимая его. С ужасом повернулся и осознал что это такое «биде». Аккуратно сел на него, сделал свои дела, и стал думать, где бумага-то, всё же гигиена вещь нужная и в воде. Ко мне подплыли рыбки и стали нырять к анемоне, и я почувствовал, что эти рыбки меня пощипывают за зад.

– Чудны дела твои, господи, – подумал я уже с истеричным смешком. Рыбки оказались «ассенизаторами», и тут же поймал себя на мысли, что не всё так плохо у меня с памятью, если вспоминаю господа.

Я решил немного поспать, пока мне не принесли еды, и лёг на нашедшуюся в углу постель из водорослей, запакованных в какой-то прозрачный чехол-матрас. Почудилось что он из плёнки похожей на желатиновую корочку.

Разбудил меня звук стукнувшихся друг о друга камней. В комнате стоял молодой парнишка, было в нём что-то смутно знакомое, но пока только в образах. Он смотрел на меня глазами полными слёз, его губы дрожали, и он держал видимо мою тарелку с едой.

– Ты забыл меня, моё солнце. Как мне вернуть тебя? – сказал он.

– Ты мне знаком. Пока у меня болит голова, но я определённо тебя знаю, малыш, – именно так мне хотелось его называть.

– Как тебя звать? – спросил я его.

– Ты должен это вспомнить, и тогда мы будем вместе, мой любимый.

– Что ж, значит будем вспоминать, – сказал я, и взяв тарелку посмотрел в неё. Там лежали какие-то водоросли и кусок рыбы.