Глеб Карпинский - Как я была Мэрилин Монро. Роман

Моей семье еще повезло. Мама работала в магазине продавцом в молочном отделе. Отец только бросил пить и организовал в гараже и во дворе автомастерскую. Помню, весь двор был завален старыми запчастями и пропах бензином и машинным маслом. Ради меня отец снова сошелся с нами, хотя, возможно, и никогда не любил мать за ее природную, доходящую до нелепости подозрительность. Она во всем видела недоброе, подозревала всех в каких-то выгодах и корыстях. И даже этот героический поступок своего бывшего мужа, когда он вернулся в семью и обещал больше не пить ради дочери, воспринимался ей, в лучшем случае, как должное.

Совместными усилиями родители устроили меня в техникум пищевой промышленности, надеясь, что их любимая дочка станет в будущем директором масложиркомбината или консервного завода. Мне же ужасно хотелось вырваться из плена провинциальной жизни. Я, как одна из «Трех сестер» Чехова, с надеждой повторяла про себя:

– В Москву, в Москву! – и с тоской смотрела проезжающим вслед машинам с московскими номерами.

Странно, но я была убеждена, что стану знаменитой актрисой в столице. Не помню, кто это вбил мне в голову, может быть, приснилось, но я часто представляла себя порхающей на сцене под вспышки фотокамер, и как полный зал рукоплещет мне овациями, вскакивает с мест, и, с криками «Браво, Эльвира! Браво!», бросает под ноги цветы.

Поначалу в этих призрачных грезах я не мыслила себя без Леши. Он всегда сидел в первых рядах, с золотой цепью на груди, жевал чипсы и пил пиво из бутылки. Видя его накаченные бицепсы, окружающие не решались делать ему замечания, но он и без их замечаний посылал всех куда подальше. Поначалу мне это сильно нравилось. Я чувствовала себя защищенной и любимой. Подруги, не скрывая своих чувств, завидовали мне, и я даже была не прочь выйти замуж за этого местного принца, чтобы он не достался никому. Но со временем я стала убеждаться, что парень мой ограниченный и точно не моего полета. Я представила, как буду жить с этим человеком, для которого единственным аргументом является сила или бейсбольная бита. И мне стало в эту минуту сомнений жутко страшно.

Поэтому я несколько раз порывала расстаться с ним, но он, словно чувствовал это, умолял не спешить, обещал золотые горы. Но мне не нужны были эти сокровища, нажитые нечестным путем на крови и насилии. Я верила в карму, что все возвращается и воздается, и несколько раз пыталась отговорить его от рэкета, предлагая заняться каким-нибудь честным делом, но он смотрел на меня как на полоумную.

– Ты не понимаешь, Эля, – говорил он мне, словно дуре. – Сейчас время такое. Этого никогда не повторится. Лови момент! Все лежит на земле бесхозное. Нужно только подбирать и складывать, а уж потом, когда все соберется и сложится, вот тогда можно будет стать человеком. И главное, заруби себе на носу. Мой бизнес – это мой бизнес. Твое дело – любить меня и терпеть.

И я любила и терпела, часто идеализируя Лешу, наполняя его какими-то благородными и человеческими качествами, упиваясь надеждами, что человек может измениться, что время сейчас действительно другое и надо заниматься тем, чем умеешь. Но жизнь расставила все на свои места, и доказала мне правду поговорки, что если сомневаешься, воздержись.

Сначала я стала замечать, что мой парень стал сильно занят. Он объяснял это сложной работой и кормил обещаниями. Мы практически не виделись неделями. И я не находила себе места. Помню, как долгими и бессонными ночами сидела я на подоконнике, поджав под себя ноги, и с грустью смотрела в окно на спящий город. Мое сердце тосковало. Я молила Бога, чтобы мой любимый поскорее пришел ко мне, живым и невредимым. После приворота экстрасенса в моих мыслях был только Леша, и, признаться, я даже хотела забеременеть, родить ему такого же маленького Дольфа Лундгрена, чтобы окончательно связать нашу судьбу.

Но грубая, жестокая среда, в которой он общался, лепила из него героя не моего романа. Часто от него пахло другими женщинами, что, несомненно, выводило меня из себя. Я устраивала сцены ревности, но он целовал меня, успокаивал, и я, как дуреха, верила, что все рано или поздно образуется. К тому же у меня не было сил расстаться с ним. Магия Экара действовала без отказа. Учеба шла побоку. На занятия я уже ходила, чтобы «повыпендриваться», вызывая зависть у подруг и слюни у мальчишек. Последние часто писали мне любовные письма, но я издевалась над их светлыми чувствами. Однажды один мальчик, ожидая меня на свидании, всю ночь простоял под дождем с букетом цветов и бутылкой вина. Подруги донесли, что вино он в горести одиночества выпил, заснул на лавке и простудился. Мне было неловко, но я ничего не могла с этим поделать. По молодости я не понимала, что если плохое настроение, это не значит, что нужно портить его другим. Я прощала себя, прекрасно осознавая, что расцвела в местную красавицу, которой якобы все позволено. Прощали и меня, хотя некоторые, наверно, до сих пор затаили на меня обиду.

Вся эта романтическая пора промчалась вместе с упавшими листьями и зимними холодами, когда первые солнечные лучи протопили снег. На улицах нашего городка потеплело, а в лужах радостно купались воробьи. Дворники еще не успели вымести прошлогодний мусор, а девушки нашего славного городка уже щеголяли в коротких юбках. Пришла долгожданная весна. Помню, в тот вечер я стояла перед зеркалом, и наводила make up. На мне была ангоровая кофточка, лаковые туфли на лодочке и юбка с разрезами. Красилась я тогда в черный цвет и была похожа на ворону. Кассетник крутил песню Линды, скрипя и слегка зажевывая пленку.

– Я ворона, я ворона, на-на, на-на, на, – подпевала я, красив ногти черным лаком.

Настроение было просто волшебное. Я порхала словно бабочка. Леша после зимней спячки подарил мне сережки с черным агатом, под тон моего маникюра, и пригласил отдохнуть вечером в гостинице Элит, развалины которой до сих можно увидеть на трассе Ростов-Баку. Там часто собирались друзья Леши, чтобы отпраздновать удачную работу. Я так обрадовалась, что совсем потеряла чувство реальности.

По крыльцу барабанила капель, и в каждой ее капле отражалась моя любовь. Помню, как я шла такая счастливая по улице, вся в этих ярких, солнечных брызгах. Прохожие оборачивались мне вслед, и мне казалось, что весь мир у моих ног.

Лешка при встрече нежно обнял меня и так просто и искренно сказал, что любит. Я тогда расплакалась, и мне пришлось повторно делать make up. Оказалось, что на праздновании должны были быть уважаемые люди, местные воры, авторитеты. Леша был у них вроде вышибалой или каким-то нештатным телохранителем. Своим ростом и физической формой он сильно выделялся среди их низких фигур. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но во всем полагалась на своего парня. Кругом звучала восточная речь, на меня смотрели холодно и с подозрением, и мне даже казалось, что я нахожусь в таборе некой невольницей. Казалось, в этих сердцах не осталось ни капли жалости. Эти волчьи взгляды прожигали насквозь каленым железом, когда кто-то осмеливался встать им на пути. Я видела, как раскачиваются на их мощных шеях тяжелые кресты, переливаясь золотом и потом, и мне невольно хотелось молиться. Воры сидели на диванах, часто говорили на своем языке, курили кальян и пили водку. Рубашки были расстегнуты, движения вольны и размашисты, на волосатой груди у каждого были наколоты иконы православных святых.