Геннадий Сердитов - Воевода

День к концу. Усталость в теле.
Все домой. Наш программист
В «полузвёздочном» отеле
Нарасхват как гитарист.
В день любой вдоль коридоров
Хоть в одном из номеров
Повод сыщется для сборов,
Для приятельских пиров.
День приезда, день рожденья,
Сдали мост, пришёл «заказ»,
Где застолье, там и пенье,
И гитара в самый раз!
Робкий стук, улыбка леди:
«Миша, вас с гитарой ждут»…
Незнакомые соседи
Друга под руки ведут.
Каково же музыканту —
Каждый день сюжет один,
Будешь сам не рад таланту,
Коль ему не господин.

Братцы, други, россияне!
Беззащитен музыкант,
Люди мы иль марсиане,
Чем мы платим за талант?
– Ну-ка, рюмку гитаристу
(гармонисту, скрипачу)!
Чтоб играл легко и чисто,
Пей хоть через «не хочу»!…
Сколько их по всей России,
Да и прежде на Руси,
Скольких на руках носили,
Да куда же занесли?

Правда, можно по-другому,
Коль отель не по тебе,
Поброди от дома к дому,
Поищи приют в избе.
Лучше, если с бабой, с дедом,
Да с собакой, да с котом,
С молоком парным, с обедом
И с беседою потом.
А ещё, чтоб распевали
Петухи изрядно там,
Да с крыльца лесные дали
Открывались по утрам.

Вот крыльцо, вот баба с дедом,
Пёс весёлый, сонный кот…
Никому ещё не ведом
Тот сюжет, что нас тут ждёт.

Кочевые инженеры,
Что таится за углом?
Что там видит
Беркут белый,
Что там чует
Чёрный сом?

Звон да стук, да гул станочный,
Споры в цехе и в КБ,
В поздний час, а то в полночный
Возвращаемся к себе.
Баба Рая как родная
Накрывает вечерять:
– Что за надобность такая
Вам без роздыху пахать?
Ладно б наши заводские —
Тем в цеху хоть ночевать…
Вставит дед: «Дела мужские —
Это, мать, не щи хлебать».
– Дед, как сделаем работу,
На всю улицу гульнём,
А сейчас про воеводу
Расскажи-ка перед сном.

Дед доволен интересом,
Только виду не подаст,
Издали, как из-за леса,
Начинает свой рассказ:

– По Мытищам ветер рыщет,
Снежный вихрь глаза слепит,
Волки воют на кладбище,
Добрый люд по избам спит —
Спят швецы и кожемяки,
Гончары и звонари…
Чу! Залаяли собаки,
Замелькали фонари.
Отчиняет-отворяет
Страж ворота. В меру пьян
На надворье заезжает
Князь Мстислав в толпе дворян.
Бородата да румяна
Служба – сытое житьё,
В соболях поверх кафтана,
В шапках – золото шитьё.
Ратник девицу целует,
Конюх гонит сон с лица,
Подбоченясь, князь гарцует
До высокого крыльца.
Там ключарь лишь, Ванька рыжий,
Ждёт его, главой склонясь.

– Что-то я жены не вижу? —
Вопрошает грозно князь. —
Ездил я не на гулянье,
И в седле который день,
Где жена моя Еланья,
Али к нам спуститься лень?
И буравит взглядом Ваньку:
– Где Еланья, рыжий вор?
– Господин, я видел, в баньку
Шла хозяйка через двор…

Князь, насупясь, правит к бане,
Остальным махнув отстать.
Что ж ты, Ваня, эх, ты, Ваня,
Где бы взять да промолчать…

Баня русская парная,
Пусть не церква и не дом,
А как будто мать родная —
Столько жизни в слове том!

Эх, и пар! Да коли с квасом!…
От макушки и до пят
Ходит веник раз за разом
По местам по толстомясым,
Обжигая грудь да зад —
Тут тебе и рай и ад!
Жар с духмяными ветвями
Да с водою ключевой,
Любо париться с друзьями
Аль с купеческой вдовой,
Али с девкой озорною
Из дворовых, заводной,
А как женишься – с женою,
С половинкою родной.
Здесь зачаты будут дети,
Здесь супруга их родит.
И однажды на рассвете,
Отгостив на этом свете,
Будешь в баньке ты обмыт,
Белым саваном покрыт…

То, боярин мой, не скоро,
И не срок о том тужить —
Молодой, могучий, спорый,
Жить тебе ещё да жить,
Царю-батюшке служить.

…После драки и работы,
Банька-баня, гой еси,
Ты от грязи и от пота,
Да от хвори нас спаси.
Хорошо придумал кто-то
Строить бани на Руси!

Еле теплятся лампадки,
Плошка сальная чадит,
Над углями в чёрной латке
Дед на корточках сидит.
Под рукой крыло воронье,
Торба с зельем да топор,
Струйка сладких благовоний
Завивается в узор.
Дед гундосит. Не мигая,
Что-то в углях сторожит,
А боярыня нагая
Перед ним кружит, кружит…
Не под гусли, не под пенье
Троеструнного гудка
Хороводят в бане тени
Под бурчанье старика.
Мрачен так и так ужасен
Танец духов темноты,
И поистине прекрасен
Танец женской наготы!

Сон боярынею правит,
Кружит по стране надежд
Без тоски извечных правил,
Без стесняющих одежд.
Руки зыбкими волнами
То взметнутся, то падут,
Следом белыми челнами
Груди спелые плывут.
Ноги стройные ступают
На носочках плавно, в лад,
Бёдра матово сияют
В свете призрачном лампад —
Словно впрямь по светлым водам
Лебедь белая скользит…
Оробевший воевода
На жену свою глядит.

Ведал он, что басурманы,
От баранины сомлев,
Накурившись трав дурманных,
Смотрят пляски голых дев.
И судил довольно просто:
В Диком Поле – дикий люд…
Отчего ж в глазах у росса
Стены стругами плывут?
Ан сильнее непотребной
Заговорной духоты
Оказался вид волшебной
Потаённой красоты.

Князь сорвал с себя одёжки,
Разрывая узелки,
С корнем дёргая застёжки —
Хитроумные силки.
Крутоплечий, распалённый,
Из темна вступает в круг,
Словно буйвол разъярённый,
Разом воин и супруг!
Развернул жену за плечи —
Ни кровиночки в лице,
Где-то там она, далече,
Во заоблачном дворце…

Он жену легонько, мягко
Чуть встряхнул, очнулась, ах!
Тонко вскрикнула, обмякла
На супружеских руках.
Подхватил жену боярин,
Тёплой плоти наготу —
Будто кто под дых ударил,
Стало так невмоготу.
Настрадавшийся дотоле
Без супружеских утех
Распалился ещё боле
Главный мужеский доспех.

Муж своё уже собрался
Право в дело воплотить…
Тут от углей оторвался
Дед, зрит беса во плоти!
Бес могуч, с косматой грудью,
Тычет в ладушку копьё,
Мнит сгубить своим орудьем
Душу бедную её!
На него старик метнулся,
Кулачком в скулу попал,
Князь десницей отмахнулся —
Белой щепкой дед упал…
Чертыхнулся князь и встал.

Вот неделя на исходе.
Белый дед – в окошке свет
Поутру зван к воеводе
Не на сказки, на ответ.

– Вышел срок, что был положен.
Тайный мрак, старик, развей:
Что за лёд под белой кожей
Студит кровь жене моей?
– Князь, жена твоя здорова,
Но с молочных малых лет
Установлен ей суровый
В небе кованый запрет.
И не нам умишком скудным,
Суемудрием срамным
Возражать заветам судным
Да наказам неземным.