Мирон Марусич - SenorIron. Он не был героем

Сеньор встал, и кто-то должен был решиться. Хозяина уважали и побаивались, хоть он и редко давал повод, был строг, но справедлив, никогда не наказывал по пустякам, но плохая весть, всё равно остаётся плохой.

Сеньор Ирон не был аскетом, слыл гурманом, но не пьяницей, игроком и бабником, и никогда не терял голову. Боец. Да. Вор и убийца? Конечно. Маг? Разве что чуточку, но он упорно учится, постигая азы мастерства.

– Венетта, иди ты.

– Да что Вы, дядька Жид, чай в вечор у него была!

Девка зарделась как алая роза, и потупила глаза, часто задышав полной грудью.

– Дурища, я не об том. Рамс не вернулся.

– И чё?

– Сеньору доложить надо, проснулся поди.

Слуги препирались лишь для порядку, Жид не боялся идти с докладом, просто тянул время, набираясь храбрости и подтрунивая над девкой.

Старый мажордом прокашлялся, огладил кафтан, поковырял в носу и постучал в дверь спальни.

– Да.

Он вошёл, как всегда, согнув спину в низком поклоне и шаркая по полу ногами.

– Господин барон, Рамс не вернулся из города.

Слуги, иногда назойливые, заботливые и страстные, заменимые, словно винтики большого механизма, но почти всегда необходимые в хозяйстве как вода, пища и воздух, необходимые, когда ты рождён сеньором.

Ирон знал, что-то случилось, Рамс редко опаздывал. Толковый слуга, готовый отдать за господина жизнь, в меру честный, не способный на подлость и трусость. Хороший человек, как и все мы, Ирон не держал других слуг, ему верили, боялись и любили.

Сеньор Ирон, владелец родового замка, небольших лесных угодий и обширных полей. Пятый сын, богатых родителей, он не был рождён с серебряной ложкой во рту, но время уходит. Четверо были убиты один за другим, умерли не в силах вынести тяжести горя родители, не оставив Ирону ничего.

Долги, закладные, врагов и старый, наполовину развалившийся замок на холме. Это всё, что он получил. Ирон помнил, как двенадцатилетним мальчишкой на их могиле вытер слёзы и услыхал, – пошёл прочь, щенок!

Что может пацан, в неполные двенадцать лет. Многое. И он решил, что вернётся.

Ирону было восемнадцать, когда возмужавшим и окрепшим, он вернулся с ватагой таких же бесшабашных парней из города на развалины замка. Он не любил вспоминать прошедшие шесть лет. Но вспоминал.

Голод, драки, он учился у спятившего мага, калеки солдата, воров и убийц, постепенно создавая свою маленькую империю. В тринадцать он впервые убил, защищая свою жизнь, убил из-за засохшей корки, которую у него пытались отнять.

Прирождённый лидер, никогда не забывающий значение слова – честь, притягивал к себе людей словно магнит. Хороших, верных друзей, постепенно собирая костяк армии, той армии, что завоюет весь мир.

Ирон верил, когда-нибудь так будет. А пока, тридцать парней умеющих убивать, верить и любить, штурмовали замок. Он помнил….

Помнил, как отравили мать и убивали старших братьев, помнил боль и унижения. Он никогда и ничего не забывал.

– Иди Жид, прикажи седлать коня.

Сеньор Ирон в отличие от других окрестных сеньоров, был лёгок на подъём и не любил по утрам залёживаться в постели. Конечно, если находился в этой самой постели один.

Одевался он быстро, потому что сам, ел чуть медленнее по той же причине, но в целом успевал к тому времени, когда заканчивали седлать его любимую лошадь, гнедую красавицу Лизабетту.

Лошадь знала дорогу, её не требовалось понукать. Да и сеньор Ирон уже догадывался, что Рамс убит, его волновал лишь один вопрос – кто.

Знакомые с такого далёкого детства окрестности фамильного замка неспешно катились под уклон, Лизабетта лениво передвигала всеми четырьмя, давая хозяину время, время поразмыслить.

А подумать было о чём. Уже три года никто из соседей не рисковал нападать ни на земли, ни на людей, принадлежащих Ирону. Никто. Что-то менялось в мире, неуловимо и неопределённо, но, похоже, внешнему спокойствию приходил конец.

Развалины родового гнезда подросли, к его замку прибавились один за другим ещё три, умножились и земельные угодья. Всё бы хорошо, да в воздухе пахло бедой. Вначале он старался не обращать внимания, но тревога росла, беда приближалась….

Он как никто другой чувствовал перемены, даже их лёгкое дуновение. Лизбетта шла привычной дорогой, скоро, уже скоро, сеньор ощутил запах смерти, запах и боль. Здесь.

Ирон ведал толк в магии, но этим ранним утром особого дара не требовалось. Был бой, короткий, слишком короткий и резня, голые рабыни совершенно не способны сопротивляться. Хорт гроблины. Сеньор Ирон был в ярости, я был в ярости, потому что Ирон я.

Рамс, ты опять всё попутал. Горько терять хороших слуг, горько, ещё горше оставлять их тела не отмщенными. Я никогда не позволял себе последнего. Несколько несложных пассов руками, простая распальцовка, ничего более, всё остальное в голове, мысли, слова, что тяжёлыми каплями срываются с языка.

– Встань мёртвый, встань и расскажи, как было.

Я видел всю картину, бой, его глазами, теперь уже мёртвыми, остекленевшими глазами.

Меч Рамса коротко звякнул о секиру Хорт гроблина, резко ушёл вниз и рубанул нападавшего по ногам. Хорты сильны, ловки и быстры, но всегда чуточку туповаты. Рамс часто ловил их на этот простой приём, но всегда кто-то был рядом, кто-то способный отбить тяжёлую секиру в тот момент, когда она начинает падать на незащищённую голову.

Ему повезло, и хотя никого не было рядом, старина Рамс успел ускользнуть, вывернуться в последний момент и добить ненавистного Хорта. Одного, одного из троих. Затем пришла смерть.

Да Ирон видел, всё так и было. Рамс упал, поднял руку с обломком клинка, защищаясь, но не смог остановить смертоносный замах секиры, и Хорты рубили, долго, сверху вниз, пока не покрошили всё его тело, смешав с травой и грязью.

Пол головы, фрагменты пальцев, не видно ни рук, ни ног, лишь окровавленное мясо пополам с костями. Магу достаточно и этого, любой знает, говорит не тело мертвеца, но душа.

– Говори Рамс.

– Я подвёл тебя господин.

– Пустое, знаю. Цвета, мне нужны цвета Хорта! Я должен знать, кому мстить.

– Чёрные господин, чёрные.

Ирон вздрогнул, ему не было страшно, разве что чуть-чуть, и он знал отныне клан чёрного Хорта его личный враг. Никогда ещё властитель замка не отказывался от мести. Был бы повод, а враги найдутся.

В двадцать пять легко принимать решения, и он понимал, – пора. Достаточно копить силы, пришло время действовать.

* * *

Двадцать пять это много, очень много, когда привык убивать и терять друзей. Двадцать пять лет боли, насмешек, ударов судьбы и крови.

Ирон помнил первый удар ножа. Лучше других понимал, как тяжело ощущать чужую кровь на своих руках. Вонзать острый сапожный нож, первое, что попалось под руку, под рёбра, туда, где бешено колотится чужое сердце.