Нэн Джойс - Прощённая

– Не буду, – повторяю за ним, – обманывать тебя… Илья.

– Пиши аккуратно, – просовывает пальцы под край трусиков сбоку. И сдёргивает. Ткань больно врезается в кожу. Обжигает трением, и с хриплым треском рвётся. – Строчку за строчкой. – Его ремень скрипит и расстёгивается. У меня в груди становится тесно. И когда лёгкие наполняются вдохом, как будто врезаются в исколотое стекло.

Хлестанул меня самым кончиком по ягодице. Затрещали зубья молнии на его ширинке.

– И повторяй каждое слово. Ты будешь работать над ошибками. Тщательно и послушно. Пока каждое это слово, – заставляет меня раздвинуть ноги шире. Мнёт ягодицы. С такой злостью их сдавливает, что там наверняка остался рисунок его рук красными контурами. Я охнула и проскулила. И в следующую секунду замерла, когда его горячий член уткнулся в начало отверстия во влагалище. – Пока каждое это слово, – он повторил тихо, проведя ладонями по моей пояснице вверх. Обхватил меня за талию, – не вобьётся в твоё сознание на всю оставшуюся жизнь.

И резко потянул на себя.

Мне показалось, что оставшейся жизни больше не будет. Что я умру от боли прямо сейчас.

Он вошёл жёстко. С хриплым выдохом.

Это было не как удар ножом. Это было не остро, и не с резью. Изнутри меня словно пожирала беспощадная бездна, с невидимым и жестоким чудовищем в самой её глубине. Оно отрывало от меня по миллиметру, и вгрызалось в кровоточащую плоть мелкими узкими клыками, сцарапывая, соскабливая, делая шире.

– Я не слышу тебя, – он вышел, и вошёл снова. Заставляя меня с ужасом осознавать, что его бёдра ещё не упираются в меня. Что он ещё не весь внутри.

– Я больше никогда не буду, – прохрипела, отчаянно двигая чёрным грифелем по белой бумаге, – обманывать тебя, Илья.

– Ещё аккуратнее, – он вошёл снова, забирая себе ещё больше пространства внутри меня.

Я задрожала вся. Будто моё тело – планета, расталкиваемая землетрясением. И терпит фатальную катастрофу не только внутри. Его атакующие толчки как стальные копья из космоса, швыряемые гигантскими и меткими руками, бьют меня, пронзая и надрывая и моё небо, и мою землю.

– Я буду трахать тебя нежнее, если ты будешь стараться. – Он остался внутри, его пальцы метнулись к моей груди, по пути то щекоча, то причиняя боль. Он пропустил между ними мои соски, и сдавил, вырывая из меня умоляющий стон. – А если ты и дальше будешь лениться, – он выходит из меня полностью, – я буду делать так, – и входит до конца.

От этого удара из меня вышибает слёзы. Я зажмурилась. А когда подняла веки, на листе растягивались пятна, пропитывая бумагу серым, как глаза монстра позади меня, внутри меня.

– Я больше никогда не буду, – зашептала, снова выводя буквы. – Не буду обманывать тебя… – он отступил, но остался внутри.

Его руки вернулись к моей талии, но теперь поползли вниз медленно – гладящим, прощупывающим движением. И сомкнулись внизу. Прилегли тесно к моей коже, вплотную, повторяя контур треугольника.

Он стал двигаться понемногу. Медленно и не до конца. Задавая ощутимое, но уже безболезненное трение.

Я безостановочно записывала строчку за строчкой. Которые теперь всё меньше были похожи на кардиограмму. И тихо проговаривала слова, которые становились для меня не просто осмысленными. Они превращались в убеждение. Правило, которое я никогда не нарушу. Всасывались в мой мозг, как нечто материальное. Потекли вместе с моей кровью, напитывая внутренние органы его именем как целебной травой. Если я буду слушаться Илью, если я буду делать ему хорошо, он меня простит. И перестанет причинять мне боль. И отпустит.

Он пальцами провёл по клитору, слегка сжимая его. Выглаживая и выпрямляя, словно придавленный камнем росток. Я ощутила напряжение в венах, у основания бёдер. И оно начинало множиться и расползаться, задавая новые ощущения каждой клеточке там. Стало собираться вокруг клитора, где его палец уже выводил прерывистые дуги.

Эти ощущения стали ярче, чем утихающая боль внутри меня. Илья как-то узнал об этом. Он словно читал не мои мысли, но мои ощущения. И позволил себе протолкнуть член немного глубже.

Он чуть сдвинул палец, приподнимая его на вершину клитора. Надавил слегка. И стал водить по нему осторожно и сосредоточенно. Словно по самому близкому к краю лепестка местечку у сердцевины цветка. Боясь надломать его бархат, и желая лишь слегка зацепить пыльцу, не причиняя при этом никакого вреда.

Его член продвигался всё глубже через каждые три новых толчка. Всё ещё нанося мне боль. Но теперь он больше не был похож на опустошающее меня существо. Теперь он становился тем, что заполняет мою пустоту. Непривычным, нежданным, но сейчас таким неотъемлемым. Сейчас, когда ласки его пальца на моём клиторе принуждают меня терпеть из последних сил, чтобы не признаться самой себе. Не признаться: я не хочу, чтобы он останавливался.

– Пиши и повторяй, – его разомлевший голос надо мной требовал с издёвкой. – Пиши и проговаривай вслух своё обещание, Лиса-Алиса.

Руки снова перестали меня слушаться. Слова становились волнообразными, чередовали сжатие и растягивание. И я всё больше теряла контроль.

Сама не заметила, как приподняла живот, чтобы ему было удобнее гладить меня. Хотелось раскрыться ему как можно шире. Пусть и ценой того, что он видел в этом согласие. Пусть и дозволяя вместе с этим его члену проникать глубже уже без препятствий.

– Пиши же, – прорычал он, вбиваясь в меня до конца. И начиная убыстрять темп.

Его сходящий на хрип голос возбуждал. Мне стало казаться, что всё это – не злая игра. Что он действительно хочет меня. И что им движет уже не гнев, а желание.

Боль – ничто, по сравнению с наслаждением. Потому что сквозь боль можно идти, удерживая под контролем свою волю. Но то, что творила его рука, лишало всякого контроля. И страха. И рассудка. Осталось только одно, заветное, сокровенное, умоляющее «хочу».

Казалось, что если сейчас приложить ладонь к низу живота, можно отчётливо ощущать, как его плоть ходит внутри меня. Это было слишком глубоко. Терзало. Изменяло необратимо. Только из всей череды событий и ощущений моей жизни это стало чем-то самым-самым.

Карандаш вывалился из моих слабеющих пальцев. Отголоски здравого смысла ещё слышимо требовали не ощущать то, что я ощущаю. Но это было слишком далеко от того, что происходило здесь и сейчас.

А сейчас Илья ласкал меня, и я бы умерла, если бы это прекратилось.

– Плохая девочка, – рыкнул он, вдалбливаясь в меня с такой силой, что в комнате стали слышны ритмичные и хлёсткие шлепки. Его огромный член словно хотел забраться дальше, чем это позволяла моя физиология. Его палец смял под собой клитор, и месил его, и заставлял вибрировать от быстрого темпа.