Альфред Портер - Руслана

Альфре-ед!.. сказал с дружелюбным укором Игорь… Ты знаешь, с чего мы взлетали на Чукотке? Да тут же международный аэропорт!..

Я молча пожал плечами. Мы выкатили их тележку за ворота. Они в четыре руки сноровисто собрали и поставили носом в землю крыло. Проверили. Потом подтащили к нему сзади свой трайк. Продели в массивные узлы соединения толстый болт-десятку. Законтрили каким-то специальным авиационным приспоблением. Перебросили через килевую трубу крыла двойной трос страховки. Надёжно закрепили.

Я любовался их ладной, сноровистой работой. Ребята были профессионалы, сразу видно.

Ну что, поскакали?.. сказал Игорь, натягивая на голову большой военный авиа-шлем с тёмным забралом из плексигласса.

Они быстро уселись и пристегнулись.

Крутнёшь?.. обернувшись ко мне, предложил Игорь.

Я провернул пару раз заводным шнуром их новый «ротакс».

Игорь щёлкнул тумблёрами зажигания.

Я рванул шнур что есть силы. Мотор взревел.

Отойдя на пару шагов в сторону, я смотрел, как две огромные и белые, точно яйца неведомой птицы, головы в шлемах соприкоснулись. Видно, Игорь с Олегом что-то обсуждали, пересиливая рёв мотора и жужжание винта.

Потом дельталёт медленно стронулся и покатил, быстро набирая ход. Его раскачивало и швыряло на выбоинах. Из-под винта разлетались ошметки травы. Вскоре он привсплыл. Набрал ещё скорость, цепляя колёсами за остья верблюжьей колючки. Потом Игорь резко отжал перекладину, и аппарат взмыл гигантским прыжком в синеву.

Я восхищённо покачал головой. Истребитель!..

Они набрали метров триста, развернулись, прошли в слепящей синеве неба надо мной. Я смотрел, щурясь, как бело-синее, невзрачной расцветки, крыло уходит в сторону моря, к моему старому, заброшенному ныне кемпингу на пляже.

Минут через десять я снова услышал гул мотора и рокот винта. Дельталёт прошёл надо мной, плавно развернулся по ту сторону шоссе и стал неспешно снижаться. Зашёл на посадку носом ко мне, быстро вырастая в размерах, и сел в том же месте, где оторвался от земли. Пробежал враскачку по неров-ному полю, неспешно замедляя ход, и остановился в пяти шагах от ворот.

Ну вот, а ты чего-то переживал… выключив мотор, сказал мне Игорь. Он снял шлем и вылез с переднего сиденья, освобождая путь для Олега.

Олег быстро выскочил из некоего подобия кабинки, которое создавали серые панели из ткани, закрывавшие сиденья по бокам. Впереди у их трайка был тупоносый оранжевый обтекатель откровенно самодельного вида.

Олег подошёл к мотору и стал его чуть ли не обнюхивать, исследуя какие-то скрытые для простых смертных знаки.

Надо будет того… наконец, вымолвил он и пошевелил пальцами.

Сделай… согласился с ним Игорь.

Пусть остынет сперва… возразил Олег… А то, сам понимаешь…

Ясное дело… сказал Игорь, пожав плечами.

Я невольно покачал головой. Эти двое понимали друг друга без слов. Высший класс!..

Сняв крыло, мы втащили тележку обратно в ворота кемпинга.

Время было обедать.

Я каждый день ездил ближе к вечеру в Сельчук – там было полно недорогих ресторанчиков, расставлявших свои столики прямо по тротуарам. Кормили вкусно: кебабами, жареными бараньими почками. Всё было дымящееся, свежее, прямо с углей.

Мы поехали втроём на фургоне и уселись за столик на улице, в заведении, где меня уже знали.

Когда мы поели, я расплатился с пареньком, подававшим нам молча и уважительно блюда.

Игорь глянул на счёт. Они переглянулись с Олегом, и тот закатил глаза.

Дорого здесь!.. сказал Игорь неодобрительно… Самим лучше готовить. Рынок есть тут в городе?..

Должен быть… смущённо сказал я.

Мне было неловко и странно – неужто для кого-то даже здесь, в незатейливых турецких общепитах, цены слишком большие?

От внимательных глаз Игоря ничего было не скрыть.

У нас в Москве сегодня зарплаты по двадцать пять-тридцать уе в месяц!.. сказал назидательно он… Так что сам понимаешь…

Тридцать чего?.. в недоумении спросил я.

Они переглянулись и засмеялись.

Уе!.. сказал Олег, деликатно кашлянув… Ну, это, как бы сказать…

Уе-баловка!.. отрезал Игорь.

И увидев, что я так и не понял, добавил:

Объясняю, для непонятливых англичан… у нас там сейчас на рубли ничерта не купишь. И в ценах ничего не поймёшь. Каждый день скачут, как блохи. Поэтому и придумали эти уе. Условные единицы…

А они чему равны?.. спросил я в недоумении.

Доллару!.. сказал Игорь, ухмыльнувшись.

Так на кой хрен?.. пожав плечами, сказал я.

А чтоб, значит, не так за державу обидно было… весомо сказал Олег. Игорь засмеялся.

Мы заехали, по пути в «Мави Ай», на базар, занимавший большую площадь у автостанции. Груды овощей и фруктов громоздились со всех сторон на лотках. Полновесные, натуральные турецкие помидоры стоили какие-то нелепые копейки, с пяток тысяч лир за кило.

Игорь с Олегом смотрели цены и качали головами.

Дорого тут, всё-таки… сказал озабоченно Игорь, когда мы выбрались на дорогу к машине… В Болгарии невпример лучше… Но ничего, будем борщ хлебать. Ты борщ ещё любишь, Альфред?

Назавтра я оставил моих новых приятелей собирать остальные трайки, сел в фургон и отправился в Акбюк. Мне было неловко: фургон мой был нам и кухней, и столовой – на плитке с двумя конфорками было удобно готовить, за столом у заднего окна покойно было есть и пить чай, глядя на деревья вокруг. Я оставлял Олега с Игорем при их крохотной палатке, старом походном примусе и консервах «Турист». От этого на душе было неуютно.

Ребята, впрочем, ничем не выказывали недовольства. Они давно сроднились с таким минимумом удобств в своих долгих экспедициях, в тайге и тундре.

Вернусь вечером, ну самое крайнее завтра… сказал я из окна фургона.

Вали… успокоительно сказал Игорь… У нас тут как раз дел хватит на пару дней. Не беспокойся…

Проехав Кушадаси, я спустился по крутому уклону в близлежащий Сёке – обычный турецкий районный центр, где не было ни туристов, ни гостиниц европейского типа, ни бесчисленных лавок, которые бы наперебой предлагали ковры, кожаные пальто, золотые висюлины и перстни. Это была настоящая, дотуризменная Турция, с её тяжёлым медлительным укладом, усатыми жилистыми мужчинами в чёрных кепи или бараньих смушках над коричневыми от загара лицами, и женщинами в тёмных балахонах, из-под которых выглядывали широкие, легкомысленно-цветастые штаны.

Нигде, впрочем, не увидеть было ни старинных красных фесок, ни скрытых под чёрной завесой женских лиц – как запретил это больше полувека назад Отец Народа, так оно и осталось.

Проехав Сёке, я выбрался на ровное, как линейка, узкое шоссе, пересекавшее низкой дамбой широченную и ровную как стол долину. Здесь было рукой подать до Приенн, развалин древней греческой колонии на склоне горы, с дальними просторными видами на море и на равнину, уводившую на юг, к Милету. На узком выезде из городка на равнину нескончаемо дули яростные ветра – природная аэродинамическая труба. Косо стелились покорные ветру придорожные туи.