Би Сяошэн - Цвет абрикоса

Лишь когда побелело на востоке, Мю поднялась. С трудом подобрала волосы в узел, густо навела брови тушью и напудрилась. Хотя угроза болезни миновала, певичка была еще слаба. Студент поднялся, умылся и собрался уходить. Но Мю не захотела с ним расставаться. Она кокетничала, говорила ему ласковые слова, была с ним мила и тепла беспредельно. Студент посадил ее на колени и стал убеждать, что им пора прощаться. Но Мю опять воспламенилась. Она стащила с себя юбку, расстегнула кофту и пронзила себя его плотью. Вихляя бедрами и сжимая ягодицы, она принялась раскачиваться. Потом прильнула к нему, замерев душой и телом, не понимая толком, откуда нисходит на нее эта благодать весенней неги. Студенту понравилась ее порывистость, и он принялся забавляться с ней любовными утехами. Лишь когда было далеко за полдень, «отвел войска» — оставил занятие. Любовники оделись. Мю была в великом ублаготворении.

— Господин Фын! Как хорошо, что вы поняли мои чувства и ответили на них. Вы словно великий ветреник Поднебесной — поэт Ду My, [41] Поэт Ду My (803–852) пользовался славой поклонника женской красоты. посетили свою возлюбленную. Мечтаю об одном — возьмите меня с собой, когда поедете домой. То будет для меня великим благодеянием!

Студент был тронут:

— Хотел бы последовать твоему желанию, ибо предан тебе всем сердцем. Однако опасаюсь, что не встречу согласия в семье. Подожди до послезавтра, тогда увидимся и поговорим. Здесь каждый должен подумать, как это дело исполнить с толком.

Мю ликовала, ибо крепко повязала ее эта любовь. Ее намерение быть со студентом было неколебимо, точно скала. Только тут, после ухода этого повесы и ветреника, она осознала, что вполне исцелилась от болезни. Однако никому ни словом, ни настроением она не выдала своего восторга.

Едва студент появился в воротах усадьбы, к нему навстречу бросилась Чжэньнян. Велела Гуйпин принести чаю. Обратив к нему приветливое лицо, с улыбкой сказала:

— Похоже, провели ночь с Хаохао. Или делили ложе с Мю десятой? А может, Паньпань сподобилась вашей любви? Каждая из них имеет на вас виды, а вы не умеете отказать им.

Опасаясь ревности жены, студент решил все твердо отрицать. В конце концов сказал:

— Эти певички — девицы высоких чувств и редких достоинств. И не за деньги, а только за любовь готовы служить мне. В их среде подобных немного. Скажу одно — в певички идут те, кои не могут пропитать себя и семью, «когда очаг остыл и холодна зола». Среди всех сословий именно проститутки менее всего зарятся на деньги. А уж как чувственны! Как милы в любви! Прямо-таки утопают в потоке переживаемых мгновений. Мяонян была первая из первых среди обитательниц квартала Пинкан. А разве не отдала она мне свое сердце? Разве не вверила все свое состояние? Думаю, что в Поднебесной не найдется другой подобной яшмы.

— Как точно господин выразил свою мысль! — заметила Чжэньнян и, не сказав более ни слова, вышла из комнаты.

Студент остался в спальне один. Огляделся. И тут заметил на ящичке у зеркала небольшой лист бумаги, исписанный изнутри. Он развернул его. Это были стихи Чжэньнян. Студент был достаточно догадлив, чтобы понять смысл фразы: «Так разве деревце о трех ветвях должно в чужих садах благоухать?» Он был премного доволен, ибо понял, что его мудрая жена не позволит выдать сестер в другие семьи.

«Ах! Насладимся вместе радостями любви! — подумал он про себя. — Как сестрички хороши! Я не в силах с ними расстаться. Разделить с ними ложе — мое давнее упование». И, сказав себе так, он преисполнился самых радужных надежд. Тут как раз в комнату вернулась Чжэньнян.

— Вижу, моя супруга не забыла о своем давнем намерении жить с сестрами под одной крышей. Я остаюсь дома. Никуда не иду!

— Сударь! Вы так любвеобильны! И все из-за того, что никогда не допускаете, чтобы «истечь благодатным дождем». Вам легко купить улыбки певичек, кои падки до мужских ласк. Поистине это о вас сказано: «Морочит голову цветам, а ложе делит с ивами». Могу ли я воспрепятствовать вашему бездумному поведению? Плывите в потоке страстей! — так сказала ему Чжэньнян с великой досадой.

Студент подошел к ней и обнял. Дотронулся губами до благоуханной щеки. Потом его губы нашли ее губы, схожие с вишнями, и в тот же миг он возжелал ее душой и телом.

Супруги сняли платье и возлегли. Их охватила волна желания, иными словами, «набежали тучи, готовые пролиться теплым дождем». Скрутив ее всеми своими мышцами и жилами, он поднял палочки — принялся бить по барабану, сзывая солдат на ратный подвиг. Зажатая в объятиях мужа, Чжэньнян дрожала, зуб на зуб не попадал. Он тискал ее с такой страстью, так был упоен своим занятием, что стал ей едва ли не в тягость. Силы Чжэньнян иссякли, и она, опершись на комель этого нефритового дерева, заснула в его объятиях. Клепсидра отсчитала несколько страж, и супруги пробудились. Немного отдохнув и приободрившись, Чжэньнян завела со студентом такой разговор:

— Ваш слуга — парень не из достойных, и надлежит наказать его.

— А что он такое совершил и в чем преступил? — испуганно спросил студент.

— Спознался с Гуйпин, отчего она понесла и уже на втором месяце. Всякий хозяин на моем месте сделал бы одно — поженил их. Как вы на это посмотрите? Так мы скроем его проступок. Однако не знаю, согласятся ли чиновники из управы?

— Этот Фынлу теперь как член семьи. С малых лет он был на моих глазах, а ныне стал совсем взрослым. Он сообразителен и из всего умеет извлечь выгоду. Конечно, лучше всего их поженить. Как могу я быть против такого разумного предложения? Когда госпожа ублажает своих слуг, пусть ублажит и их хозяина, ибо я питаю к тебе отнюдь не мелкие чувства.

— Что мой господин хочет этим сказать? Наш дом — первый в округе, сундуки полны золота и серебра, добрых земель на тысячи цинов, слуг и служанок — орава не в один десяток. Все это принадлежит вам. Я, ваша наложница, тоже принадлежу вам. Так чего же хозяину не хватает?

— А какое тебе дело до мотылька — охотника до сладкого меда, который кружит над пахучими травами? Не можешь же ты приказать чужому носу, чтобы он не дышал? Ты же распоряжаешься ароматами, иными словами, хотел бы на крючок поймать рыбок в водоеме.

— Ах, вот вы о чем! — воскликнула Чжэньнян. — Все о том же. Как говорится, «не успел забраться на дамбу, а уже приглядывается к землям Шу». Но меж сестер я — главная, думаю, что не сумеете вы их заполучить! Ваша раба стеной и рвом обведет жилые покои, а город, окруженный военным рвом, взять нелегко. Так что все ваши упования — пустое времяпрепровождение. Лишь зря терзаете сердце. Похоже, сестры сами не хотят выходить замуж за распутника. Потому это невозможно. Невозможно допустить, чтобы они вышли за вас замуж!