А-Викинг - Долгий сон

Картузник отбросил сломавшуюся розгу, долетели обрывки фраз в чей-то адрес: «Не можешь пруты готовить, сама под них лягешь, дура глазастая!», после чего он обошел все еще лежавшую на стерне девку, отстегивая от пояса короткую извилистую плеть.

Плеть почему-то стала длиннее, когда вскинулась вверх, раздался прерывистый истошный визг… Пауза. Кадров больше не было.

Тимофей снова выругался — визг-то был и не визг, а пищание китайского будильника. Нет, сволочь, теперь уже не досмотришь… На всякий случай он еще немножко посидел, но кадры только повторялись, причем все хуже и хуже: все больше было всякой ерунды типа звона кос и шелеста граблей, какое-то перемигивание парней и мужиков, настороженные взгляды девок из-под платочков, а вот девкиного зада, играющего под сочным прутом, на третьем просмотре оказалось всего-то и ничего.

Все стало ясно. Масленица у кота закончилась, так и не начавшись. Ладно бы эта желтая гадина разбудила как положено в шесть, а то уже семь! При этом Тимофей Палыч не стал углубляться в проблему, кто поставил стрелку на семь… не сам же будильник? Тем не менее собирал рыбацкие вещички и грузил все в резиновую лодку на мрачном автомате — раз решил, значит пойду…

Не везло и на речке: сначала куда-то пропала пробка от лодки, потом запуталась косынка, потом оборвалась новенькая блесна, потом сорвалась здоровенная щука! Ну, Тимофей не знал, что она здоровенная, не был уверен, что даже щука, а может и вовсей коряга незнакомого места, но почему-то мрачно хотелось уверить себя, что оооочень большая и что оооочень сорвалась…

Прицепившись к берегу, Тимофей Палыч закурил, глядя на замершие поплавки от косынок. Совсем рядом что-то качнулась — присмотрелся — удилище. Еще раз присмотрелся — между двух ракитников на пляжике размером метр на метр старательно ловила рыбку девчонка. Закутанная в пятнистый комбез явно мужского размера, тоже мрачно, как и сам Тимофей, отмахивалась от комаров и косилась то на поплавок, то на лодку Тимофея.

— Доброе утро, коллега! — приподнял кепку Тимофей Палыч.

— И вам доброе. — Вздохнула в ответ коллега.

— И как оно?

— Да никак пока! Вон, три карасика… кошачья радость…

Слева задергался поплавок на косынке, Тимофей подплыл, вытащил — кажется, жизнь стала налаживаться. В тонкой сеточке бился увесистый плоский лещ. Едва выпутал — забился поплавок справа. Ух, ни фига себе… Этот лещ был еще более мордатый.

С пляжика, отчетливо различимое в утренней звонкой тишине, донеслось завистливое вздыхание. Гордо приосаниваться и одновременно грести к берегу было неудобно, но у Тимофея Палыча вроде получилось:

— Лодка двухместная, прыгай ко мне.

К его удивлению, девчонка кочевряжится не стала и перебралась на корму «резинки», при этом едва не порвав леску на удилище. От нахлынувших щедрот Тимофей выделил ей аж две запасных косынки — вместе выбрали место, куда ставить и стали с азартом гонять лодку взад-вперед: поплавки прыгали то у косынок Тимофея, то у Наташкиных.

Да, кстати — звали ее Наташка, ей было уже целых пятнадцать лет, рыбалку любит давно и ей по фигу, что девчонки этим обычно не занимаются, а карасиков ловить очень прикольно, у них морды такие — глууупые! А вот лещей ловить еще прикольнее, потому что один весит как двадцать карасиков и теперь можно будет спокойно идти домой.

— А что было бы, если бы не принесла? — вытаскивая очередного лещика, как бы между делом поинтересовался Тимофей.

Жизнь стала налаживаться ярким солнышком: без запинки, как бы даже пожав плечами глупому вопросу, Наташка ответила коротко и просто:

— Порка… Поплыли, вон прыгает!

Они поплыли. Тимофей тоже поплыл (где-то в голове), но сумел выдержать столь же простой и спокойный стиль:

— Часто порят?

— Ну как без этого. Часто.

— Орешь небось?

— Не-а! — гордо вздернула нос, потом поправилась: — Если ремнем, то не-а. А вот розгами — ууу, там трудно…

— А сколько нужно «рыбков», чтобы не пороли?

Наташка покосилась на дно лодки, где все ленивее подрыгивали хвостами лещи и подлещики. Вздохнула:

— Не знаю.

Вздох получился такой же нереальный, как и ситуация с поркой по итогам рыбалки, но… Но жизнь налаживалась все стремительнее.

— Говоришь, розгами «уууу»?

Наташка вздохнула.

— Ага особенно если по спине стегают, так словно искорки в глазах…

— И по спине? — округлил лещом глаза Тимофей.

— А почему нет? — так же удивленно округлила их и Наташка. — Если много розог назначено, нельзя все по заду… потом же ни сидеть, ни работать… Летом-то еще ничего, а в другое время — как в школу потом?

Тимофей от такой рассудительности «уплывал» все дальше. Даже в прямом смысле слова — Наташка уже трижды показывала на прыгающий поплавок у дальнего ракитника. И пока греб, нашел формулу, что позавидовал бы Талейран:

— А как если я предложу тебе и своих лещей — в обмен не на розги, конечно… они же «уууу!..», а на ремешок? Лещи — на лещи? Глядишь, и от розог отвертишся…

— Где отвертишься, потом вдвое навертишься, — явно повторила чужие слова Наташка и, вытаскивая косынку, даже не обернувшись, к Тимофею, вдруг сказала:

— Согласна. А что почем будет?

— Не понял — что значит «почем»? По спине я не люблю, это слишком уж… а вот по попке…

Наташка дернула плечом от его непонятливости:

— Сколько за каждого леща?

Тимофей замялся. Скажешь много — откажется… скажешь мало… Нет, лещей не жалко, хрен бы с ними, но затевать все из-за десятка шлепков…

Упс… А равнодушие Наташки — не менее показное, чем у него! Лицо не поворачивает, но уши и край щеки, видные с его места — покраснели, нос сопит в интервале «два-четыре» и поза… напряженная, нервная…

Ясно, девочка.

— С десяток выдержим?

— За каждого?

— За каждого.

Еще раз глянула на дно лодки, прикусила пухлую губу и уточнила:

— Не розгами?

— Нет, не розгами. Ремнем.

— Выдержу.

То, что опять задергалась дальняя косынка, уже особо не волновало: попался, куда он теперь денется. Или оба попались? Или трое? Тьфу, ты… да какая разница, кто куда попался? Тимофей лихорадочно соображал, что у него есть с собой такое, чтобы не розгами, потому что они «ууу!..», но чтобы от души порезвиться на юной и явно тугой заднице…

Брючной ремень, который держал такой же пятнистый, как у Наташки, комбинезон, отмел сразу: во-первых, слишком тяжелый, а вторых, он действительно держал штаны. Оказаться со свалившимися к коленкам штанами ему как-то не улыбалось… Гм… оно вообще-то может, и… но… гм, Тимофей, не туда мыслишки! Еще педофилию припишут. Небось врет, что ей пятнадцать! Хотя хрен поймешь под этой пятнистой мешковиной, какая она там…

Веревка из оснащения лодки? Нет, слишком легкая, даже если намочить. Такой комаров еще гонять можно, а девку пороть… нет