Вадим Смиян - Месма

…Девушка пересекла пустынную в этот час улицу Восстания и сразу же оказалась посреди ночного мрака: уже совсем стемнело, но этот участок Пролетарской, как всегда, освещен не был: единственный фонарь ночного освещения горел на столбе, расположенном через дорогу как раз напротив Галиного дома. Сноп света озарял некоторое пространство вокруг столба и пару старых тополей, соседствующих с ним с обеих сторон. Главный поток света приходился на долю стола, сколоченного местными умельцами и врытого в землю под столбом. За этим столом пенсионеры летними вечерами увлеченно «забивали козла», и расположение уличного фонаря как раз над ними позволяло им засиживаться за этим увлекательным занятием до глубокой ночи. Но для освещения темной, засаженной старыми деревьями улицы одного столба было явно недостаточно.

Галя прошла мимо одинокого источника света, громко стуча каблучками по видавшей виды асфальтовой дорожке, и торопливо вошла в подъезд. Здесь из небольшого тамбура вела деревянная лестница – сначала на площадку первого этажа, куда выходили двери нижних квартир, а затем и дальше наверх, на второй этаж. Лестницу эту Галя помнила с детства – она была прочная, массивная, с гладкими перилами, установленными на резные фигурные опоры, напоминавшие девочке каких-то сказочных рыцарей в боевом строю. Казалось, что они надежно охраняют каждого, кто передвигается по этой лестнице… Но – не сейчас. Сейчас на лестнице было темно – опять соседские мальчишки побили лампочки, - а Гале было надо подняться на второй этаж, преодолев два крутых пролета с промежуточной площадкой.

С детства в ней жил страх перед этой лестницей, когда на ней бывало темно. Хорошо еще – уличный фонарь приходил на помощь: свет его падал прямиком в лестничное окно, и можно было хотя бы видеть ступени, что давало возможность бежать наверх, не слишком рискуя расколотить себе лоб.

Постояв несколько секунд у тамбурной двери, девушка набрала полную грудь воздуха, а потом опрометью бросилась вперед. До первой площадки она добралась в два прыжка, но впереди предстоял еще долгий путь наверх! Пугаясь звука своих же шагов, Галя помчалась дальше, громко стуча каблуками по деревянному полу. Ей казалось, вся улица слышит этот шум. Мгновенно преодолев два пролета, она очутилась наверху. Еще прыжок, и она перед дверью своей квартиры. Она ударила в дверь вытянутыми руками и, распахнув ее, ввалилась в прихожую – к счастью, мать не имела привычки запираться вечерами – соседи частенько заглядывали друг к другу по всякой мелкой надобности, или же – просто поболтать. Но сейчас, похоже, гостей не было, и Галя тут же плотно заперла за собой входную дверь.

Едва она успела скинуть туфли, как из комнаты донесся зловещий голос:

- Ну и где же ты шлялась столько времени, зараза этакая?..

Галя распрямилась и недобро взглянула на мать. Женщина в домашнем халате и стоптанных тапочках стояла перед ней, расставив голые ноги и озирая ее с головы до ног злобными глазами.

- Мама…- примирительно отвечала Галя, избегая встречаться с матерью взглядом. – Во-первых, никакая я не зараза. А во-вторых, я гуляла с Виталиком. Кажется, я тебе говорила…

- Да плевала я на то, что ты там говорила! – в голос закричала мать. – Время-то одиннадцать почти!..Я тебе не наказывала разве, когда ты должна домой приходить?! А что это ты дух-то никак не переведешь? – вдруг спросила она уже другим тоном. – Черти за тобою гнались, что ли?

- Там, на лестнице света нет, - потупилась девушка. – Темно очень… я бежала…

- Ах, темноты, значит, ты боишься, а вот шляться с мужиками допоздна не боишься! – вскричала женщина. – Я все глаза в окна проглядела, а ее все нет и нет! Где ж тебя, проклятущую, черти-то носили?!

- Мама! – напористо возразила Галя. – Я не шлялась с мужиками. Я гуляла с Виталиком, а с ним я давно дружу! И ты его знаешь. Он, между прочим, уезжает в Москву в университет поступать…

- А что, твой Виталик, не мужик, что ли? – насмешливо отозвалась мать. – Виталик не Виталик, у них у всех одно лишь на уме… Я тебе сто раз, дуре этакой, говорила: мужику одно только надо – в койку тебя заволочь! А потом, когда окажется, что тебя обрюхатили - ищи его, свищи!...Но ты не слушаешь матери. Ждешь, когда гром грянет…Смотри, Галька: мое слово твердое – принесешь домой в подоле – на порог не пущу! Как придешь, так и уйдешь.

- Мама, ну что ты такое говоришь? – негодующе вскричала девушка. Подобные речи она слышала от матери не раз, особенно если случалось действительно поздно вернуться домой. – Ничего я тебе в подоле не принесу… и вообще, Виталик не такой…

- Все вы, дуры, так говорите: ах, мой не такой, ах он добрый, благородный, нежный…

А потом остаются с носом, да с детьми-ублюдками, и остается только, что реветь белугами, да уже поздно! И твой Виталик ничем не лучше… Такой же кобель, как и все остальные!

Галя ничего не ответила, только закусила губу. Сегодня, между прочим, Виталик обошелся с нею далеко не лучшим образом: наорал на нее, обвинил черт знает в чем, да еще сбежал, бросив ее посреди улицы, а ей, между прочим, пешком добираться оттуда до дому – целый час! Автобусы даже на эту Пролетарскую улицу не ходят по вечерам… Такого поведения от своего друга Галя совсем не ожидала! Неужели же мать не так уж и неправа?..

- Мама…- робко заметила она, проходя в комнату и стягивая с себя блузку через голову. – Я уже не маленькая… Мне шестнадцать лет!

- Ишь, не маленькая она! – едко отозвалась мать, правда, уже скорее ворчливо, нежели озлобленно. – Толку-то, что тебе шестнадцать! Да, действительно, не маленькая: смотришь, чуть не под самый потолок вымахала, а мозгов у тебя – как у курицы! Жизни не знаете, старших не слушаете… Хоть школу-то закончи, работать устройся, да первую зарплату получи хотя бы – вот тогда и скажешь, что ты уже не маленькая! А пока ты на моей шее сидишь, ноги свесивши, меня слушаться будешь… поняла?!

В раздраженной реплике матери снова зазвучала угроза, и Галя не стала больше возражать – что проку! Спорить с нею бесполезно – она только еще больше разозлится, начнет оскорблять…

- Поняла, - хмуро буркнула Галя в ответ.

- Вот и хорошо! – сурово заметила мать. – Ужинать будешь? Там на плите сковорода стоит, в ней пара котлет тебе. Картошку возьми в холодильнике – сама разогреешь. А я спать иду ложиться – мне вставать завтра рано. Это тебе сутки напролет взлягивать можно, а мне вот некогда – я нас обе их кормить должна…

- Спасибо, мама, - отвечала Галя, застегивая на груди домашний халат.

Мать, что-то недовольно продолжая ворчать себе под нос, направилась в спальню, а дочка – на кухню. Гале было очень обидно – мать всегда говорит с нею так, что Галя постоянно испытывала чувство вины. Вины абсолютно за все: за то, что ей уже 16 лет и ей пора уже хоть иногда встречаться с мальчиками; за то, что она еще не закончила школу, и матери приходится ее кормить и одевать; за то, что в доме мало денег, и они с матерью постоянно нуждаются; за то, что она вообще родилась на свет! Ну что она может? На работу ее пока не примут, кто возьмет малолетку, за которой нужен глаз да глаз? А случись с нею что – кто будет отвечать? Надо достичь хотя бы совершеннолетия… Галя не хотела, чтобы детство ее быстро заканчивалось, но постоянные упреки матери делали ее жизнь порой просто невыносимой. Галя и так старалась уже и есть поменьше, и одеваться попроще, но все равно мать постоянно попрекала ее, что она «съедает» слишком много денег.