Энн Райс - Белинда

Но он меня уже реально достал, и я повернулась, чтобы уйти.

Марти моментально взял себя в руки и запел уже по-другому:

— Солнышко, ну как ты не можешь понять, что я действительно могу разрулить ситуацию. Снять возникшее напряжение и исправить критическое положение. Когда я привезу тебя в Лос-Анджелес, твои родные вздохнут с облегчением и дела сразу же пойдут на лад. Ты получишь все, что пожелаешь. Хочешь квартиру в Вествуде — пожалуйста! Я об этом позабочусь, клянусь, солнышко, ты только скажи…

— Марти, я остаюсь в Сан-Франциско. Я здесь на своем месте. Но, Господь свидетель, если вы не оставите в покое Джи-Джи, я за себя не ручаюсь. Я не знаю, что с вами сделаю…

Тут Марти снова взорвался и принялся орать на меня. Он не хотел сделать мне больно, он был не способен меня хоть пальцем тронуть, но поворачиваться к нему спиной я не рискнула.

Я стояла и смотрела на него. И я вдруг поняла то, что должна была понять еще раньше, когда столкнулась с ним на Кастро-стрит. Я больше не любила его. Мало того, я не испытывала к нему даже симпатии. И я прекрасно понимала, что здесь уже ничего не поделаешь и ничего не изменишь. Я знала это так же хорошо, как то, что Земля круглая.

Нет, ты только представь, как я могла вернуться в Лос-Анджелес! Вернуться к маме, которая примется обвинять меня в том, что я живу с Марти. Вернуться к дяде Дэрилу, который спит и видит, чтобы позвать докторов и посадить меня под замок от греха подальше. Я не знаю, какие там законы в Техасе. Но я в курсе официальной терминологии, которую слышала на улицах Нью-Йорка и Сан-Франциско. Я была несовершеннолетней, склонной к аморальному и распутному образу жизни. Я была несовершеннолетней, которую взрослые контролируют ненадлежащим образом.

— Нет, Марти, — отрезала я. — Я люблю маму. Но после той стрельбы между нами кое-что произошло. Такое, чего тебе не понять. И я не собираюсь возвращаться, поскольку не хочу ни видеть, ни слышать ее, равно как и дядю Дэрила. И если уж говорить начистоту, то можешь не надеяться. Никто не в силах заставить меня уехать сейчас из Сан-Франциско. Даже Сьюзен. Так что, Марти, дальше ты уж как-нибудь сам. Выкручивайся, как хочешь!

Марти посмотрел на меня, и я увидела, что он здорово напрягся. Он снова стал тем, кем был когда-то. Крутым и злобным уличным парнем. А потом он сделал свой ход, совсем как папа во время стычки с юристами в Нью-Йорке.

— Белинда, если ты сейчас меня не послушаешься, я вызову полицию и они заберут тебя прямо из дома Джереми Уокера на Семнадцатой улице, а после этого ему предъявят обвинение в аморальном поведении по всем существующим в штате статьям. И тогда он получит на полную катушку. Белинда, остаток жизни он точно проведет в тюрьме. И я не шучу. Мне не хочется причинять тебе боль, солнышко, но если ты сейчас со мной не поедешь, сегодня же вечером Джереми Уокер отправится в тюрьму.

И тогда настала моя очередь делать ход, хотя времени на размышления у меня не было.

— Марти, только попробуй так сделать, и ты горько пожалеешь. Это будет твоей самой большой ошибкой. Я расскажу не только полиции, но и прессе, что ты меня домогался и преследовал, а потом соблазнил и неоднократно насиловал. Я сообщу им, что мама знала, что она ревновала, что она пыталась пристрелить меня и скрыть факт моего исчезновения, и учти, Марти, я поставлю в известность всех: от «Нэшнл инкуайрер» до «Нью-Йорк таймс». Я расскажу о мамином пристрастии к таблеткам, о ее пренебрежении своими родительскими обязанностями, о том, что ты был с ней в сговоре и покрывал ее. И уж можешь мне поверить, Марти, от твоей карьеры останется только пшик. Я свалю тебя, Марти. И позволь мне на прощание сказать тебе кое-что еще. У тебя нет доказательств, что я спала с Джереми Уокером. Ни единого, ни малюсенького. Зато я готова дать показания под присягой, что ты неоднократно спал со мной.

Марти смотрел на меня безумными глазами, изо всех сил стараясь сохранить самообладание, но я-то видела, что ранила его в самое сердце, и мне невыносима была одна только мысль об этом. Я чувствовала то же самое, что и во время стычки с мамой.

— Белинда, как ты можешь так поступать? — упавшим голосом произнес Марти.

И он действительно верил в то, что говорил. Я точно знаю. Потому что после разговора с мамой у меня, так же как и у него сейчас, возникло горькое чувство, будто меня предали.

— Марти, нечего нас запугивать! Оставь нас с Джереми в покое! И Джи-Джи тоже! — заорала я на Марти.

— Солнышко, Дэрил обязательно тебя найдет. Как ты не можешь понять? Я тебе точно говорю, что Дэрил просто так не отступит. А я могу дать тебе шанс!

— Марти, мы еще посмотрим, кто кого. Дэрил ни за что на свете не причинит маме боль. Здесь уж можешь не сомневаться. Тебе, наверное, этого не понять. Ты ведь привык обделывать свои делишки по-тихому. А Дэрил действительно любит маму, причем так, что тебе и не снилось.

Ну а потом я решила, что пора сваливать. Но Марти ни в какую не хотел меня отпускать, и в результате между нами разыгралась совершенно безобразная сцена. Ведь мы когда-то были любовниками. Я и этот мужчина. А теперь мы орали друг на друга, рыдали, он меня держал, а я отбивалась… Наконец мне удалось вырваться, и я сломя голову кинулась прочь из номера. Я кубарем скатилась по лестнице и, выскочив из отеля, бросилась бежать по Маркет-стрит.

Но, знаешь, Джереми, я была по-настоящему напугана. А еще в голове назойливо крутилась мысль, что ты, Джереми, из-за меня теперь по уши в дерьме, совсем как Джи-Джи и Олли Бун. И ты даже понятия не имеешь, на что способны эти люди.

Вот потому-то я и упросила тебя уехать в Кармел. А потом умолила перебраться в Новый Орлеан, в дом твоей матери. С тобой я готова была бежать куда угодно, хоть на край света.

Насколько я помню, в Кармел мы отправились в полночь. И я всю дорогу смотрела в боковое зеркало, чтобы удостовериться, что за нами никто не едет.

На следующий день я позвонила папе из телефонной будки на Оушн-авеню, причем я не стала звонить за счет абонента, а кидала в автомат свои личные четвертаки, чтобы на сей раз не оставить следов. Я рассказала папе о том, что Марти выследил нас именно по телефонным счетам, когда я звонила из дома Джереми.

Папа страшно за меня испугался.

— Белинда, только не вздумай возвращаться. Держись от нас подальше, — посоветовал он. — Дэрил был здесь. Он утверждал, будто твердо знает, что весной ты была в городе. Но я использовал тот же прием, словом, пригрозил позвонить в полицию, и, честное слово, он пошел на попятный. Белинда, ему стыдно, очень стыдно, что никто не сообщил полиции о твоем исчезновении. И знаешь, что он тогда сделал? Он стал умолять меня подтвердить, что с тобой все в порядке, будто не сомневался, что я в курсе. Но я был нем как рыба. Но он обязательно найдет тебя, Белинда, как нашел до того Марти. Белинда, поставь им мат! Помни, ты можешь! Они не посмеют сделать ничего, что может навредить Бонни. Их волнует Бонни, и только Бонни. Всех их.