Диана Бейн - Глаза ночи

Бренвен чувствовала не только поднятый ею ветер, но и нечто большее. Вибрирующая энергия древних пронизывала всю ее целиком — тело и душу. Она подняла руки еще выше и сжала кулаки, собирая в них свою гудящую энергию.

— Ортис ан арах! — выкрикнула она слова, всплывшие из древней памяти, и разжала пальцы.

Свет затопил комнату. Лампы в канделябрах засветились, огромные бревна, лежащие в камине, занялись и вспыхнули. Сверкающие электрические дуги танцевали между балками потолка, ослепительно отражаясь в стеклах световых люков.

Стоя в центре этой бури света, Бренвен опустила руки и скрестила их на груди, положив ладонь на плечо другой руки. Ее голова поникла, и волосы, как занавес, упали ей на лицо. В то время как она произносила про себя беззвучные слова благодарности, огни в канделябрах потускнели, искры, не принеся никакого вреда, упали на пол, а бревна в камине зашипели и погасли.

— Так! — Голос Орсона, как колокол прозвенел во внезапно установившейся тишине.

Бренвен подняла голову и, слегка тряхнув ею, отбросила волосы за спину. Она посмотрела на Орсона. Подобно остальным, он не стал надевать снова свой капюшон. Она медленно поворачивалась, вглядываясь в лица. Десять мужчин, две женщины. Никто не моложе ее, а некоторые значительно старше; несколько человек пользовались известностью, достаточной для того, чтобы их узнала половина населения страны.

Орсон подождал, пока она закончит рассматривать сидевших в кругу. Когда она снова встала лицом к нему, он сказал:

— Ты доказала, что действительно обладаешь силой особого рода. Теперь вопрос о том, что же нам делать с тобой?

— Научите меня большему, сделайте меня вашей ученицей.

Бренвен снова тряхнула головой. Она делала это, потому что нервничала, не сознавая, какое воздействие оказывал этот ее величественный жест на других. И точно так же она не сознавала, какое воздействие она оказывала на Орсона, который был знатоком женщин, а его подружка-блондинка уже надоела ему. Она сосредоточила на нем взгляд своих сине-зеленых глаз.

— Я сделаю все для вас, Великий Адепт, если только вы захотите научить меня. Все.

Демонстрация этой женщиной своей замечательной необузданной силы уже взволновала Орсона; сила всегда волновала его, и он никогда раньше не видел, чтобы такая сила сочеталась с физической красотой, которой она, несомненно, обладала. Сейчас, после того как она пообещала сделать для него все, если он согласится стать ее учителем, его охватил горячий спазм, который начался в паху и зажег все его тело. Он получит ее — она не будет убита. Но остальные Когносченти не должны знать о том, что он уже принял решение. Он сказал:

— Мы подумаем о том, можно ли сделать тебя ученицей. Но сначала ты должна удовлетворить нашу потребность в тайне. Ты пришла сюда одна?

— Да.

— Кто-нибудь знал, куда ты направляешься?

— Нет.

Удовлетворенный ее ответами, Орсон обратился к сидящим в кругу:

— Она говорит правду. Мы подумаем о ее ученичестве.

Он громко хлопнул в ладоши, и двое мужчин в форме охранников вошли в комнату.

— Отведите ее в дом для гостей. Покормите и верните одежду, но заприте ее. — Он посмотрел на Бренвен, установил с ней тот самый полный глазной контакт, который так гипнотизировал его аудиторию. — Я приду сам сообщить о нашем решении. Не будь нетерпелива. Мы должны обсудить более важные вопросы прежде, чем мы перейдем к такой тривиальной вещи, как ученичество. Пока я могу тебе сказать одно: ты или будешь принята, или будешь убита. Или то, или другое. Ни один человек, если он не привязан к нам телом и душой, не должен видеть всю нашу группу в полном сборе и в лицо.

Бренвен вздернула подбородок. Она встретила его бесцветные глаза таким же настойчивым взглядом.

— Конечно, — сказала она. Она вышла вслед за охранниками из зала, умудряясь с величественной грацией переставлять ноги, которые казались ей ватными.

— Что ты думаешь по этому поводу? — спросил один охранник у другого, когда они заперли Бренвен в домике для гостей.

— Я думаю, что она, должно быть, говорила правду, когда мы выпустили ее сегодня утром, и она утверждала, что пришла сюда, чтобы заставить Орсона взять ее в ученицы. Иначе он не стал бы помещать ее сюда. Это домик для шишек, парень.

— Да? Ну, тогда я скажу тебе, что я думаю. Я думаю, что Орсон сразу же определяет хорошую вещицу, и единственное обучение, которое он собирается ей организовать — в постели, если ты понимаешь, к чему я клоню. И я считаю, что здесь будет большая буча, когда об этом узнает эта Мириам. Мириам вообще как-то странно ведет себя в последнее время. Ты заметил? Может, нам следовало бы приглядывать за ней?

— Нет. Мириам — совсем ребенок, и она всегда ведет себя странно. Здесь не о чем беспокоиться. Давай лучше сходим и принесем этой новой суке завтрак.

«Итак, — подумала Бренвен, — я видела Когносченти. И до сих пор жива. Что теперь?»

Домик для гостей был удобным, почти элегантным, и в нем были окна — благословенный контраст с тем местом, в котором она сегодня утром пришла в себя. Она тогда испугалась, не зная, где находится, и не будучи в состоянии разглядеть даже руку в темноте. Но казалось, ее тюремщики знали, когда она проснется; они открыли дверь почти сразу же. И несмотря на то, что охранники стояли здесь же и смотрели, как она надевала балахон, который принесли ей, они отнеслись к ней без злобы. Она тут же сказала им, что не хотела ничего плохого и, видя, что ее уже и так поймали, тут же изложила наполовину заготовленную заранее историю о том, что пришла в Ложу, чтобы стать ученицей Орсона. Что ж, пока все шло неплохо.

За исключением того, что она даже не представляла, сколько времени она провела в Ложе, сколько времени находилась без сознания. Она даже не знала, каким образом ее так быстро заставили отключиться — она не чувствовала себя накачанной наркотиками, и единственное, что помнила перед тем, как проснулась в темном сарае — это неожиданное гудение, принесшее резкую боль, а затем — провал. Возможно, это длилось недолго; возможно, когда Орсон придет сказать ей, что она будет принята в ученицы, ей удастся убедить его отпустить ее домой, чтобы она могла взять одежду, и она окажется дома как раз тогда, когда приедет Уилл. Тогда все пройдет без сучка без задоринки. С другой стороны, она могла отсутствовать уже целый день или даже несколько дней, и тогда Уилл наверняка не находит себе места от тревоги. Она хотела бы, чтобы они вернули ей часы вместе с одеждой, но они вернули только одежду. Ни часов, ни ключей от машины, ни, конечно же, диктофона.

Без сомнения, существовала и третья возможность: они не примут ее, и она будет убита. Но размышлять об этом не было абсолютно никакого смысла.