Феликс Аксельруд - Испанский сон

— Что именно? — спросил Вальд.

— Разве вы забыли? — удивился офицер. — Не искать туалет в экстерриториальной зоне… Зря вы не послушались моего совета, очень зря.

— В какой зоне? — спросил Вальд. — Почему в зоне? Я ничего не знаю ни о какой зоне; мы в центре Москвы.

— Газеты нужно читать! — назидательно сказал офицер. — Полоса отчуждения — двадцать метров вокруг каждого из посольств; а вот в этом доме, чтоб вы знали на будущее, посольство иностранной державы… да еще члена НАТО притом.

Со стороны тротуара приближались еще автоматчики, слыша, что за углом что-то происходит.

— Фатальное невезение, — сказал Вальд. — Откуда же мне знать про посольство?

— Докладывают, что вы следовали мимо здания; значит, должны были видеть иностранный флаг. К тому же, у вас и пропуска-то нет по Центральному округу… Ничего не поделаешь — придется вас наказать.

Вальд скроил покаянную рожу и развел руками.

— Лицом к стенке, — скомандовал офицер.

— Эй, эй… Что вы собираетесь делать?

— Поступить по закону, — объяснил офицер. — За нарушение государственной границы — расстрел на месте… из соображений гуманности, стреляем в спину, не в лицо.

— Позвольте… это какой-то абсурд…

Офицер дал знак автоматчикам. К Вальду подскочили, завернули руки за спину, повернули лицом к стене.

Сьё, подумал Вальд. Меня не похоронят на фьорде. Хоть умру у твоего дома… жаль, тебе не узнать.

— Отпустите руки, — попросил Вальд.

Его просьбу выполнили. Он протянул руки вперед и коснулся ими шершавой, теплой стены. «Древо Жизни», вдруг вспомнил он; вот так называется эта скульптура. И неспроста. Викинги — твои предки, Сьёкье, а может быть, и мои — точно знали: к жизням воинов добавятся жизни убитых ими людей. Значит, моя жизнь теперь добавится к этим . Какая насмешка! Но почему? Я не хочу, не хочу…

Вальд угомонил начинавшуюся истерику и с удивлением осознал, что он еще жив. Cogito ergo sum, подумал он; может быть, его передумали убивать? Может, они так шутят? Их юмор должен быть специфическим. Хотя вероятнее, автоматы заело… С этой мыслью он услышал позади себя негромкий металлический треск. Какой жалкий звук, успел он подумать; вертолет трещит куда как значительней… И мрак окутал его с шести сторон.

Ручка двери повернулась; человек, сидевший за клавиатурой, нажал пару кнопок и сложил руки на столе. Дверь отворилась. Вошли трое в кожаных куртках, с оружием, а главный — еще и со списком в руке. Он покосился на цифру, написанную на двери, затем сверился со своим списком и спросил у человека, сидевшего за столом напротив него со сложенными руками:

— Х.?

— Да, — признал человек.

— Иди сюда, жидовская морда.

Г-н Х. (а это был он) смутился.

— Вы ошибаетесь, — укоризненно сказал он, — я не еврей.

— А кто сказал, что ты еврей? — удивился главный. — Я говорю, иди сюда, жидовская морда, п-ц тебе пришел.

— В таком случае, разрешите зачехлить ракетку для бадминтона.

С этими словами, прозвучавшими в данной ситуации по меньшей мере неуместно, г-н Х. (не дожидаясь, собственно, разрешения) потянулся к ракетке, лежащей на боковой тумбочке, и лежащему там же чехлу. В одну руку он взял ракетку, а в другую — чехол. Тотчас из чехла с тишайшим свистом вылетел пучок тонких, длинных, очень острых игл; не менее трех из них повстречали на своем пути каждого из вошедших, пронзили их одежды и впились в тела — и, не успев даже что-либо сообразить, они мягко опустились на пол маленького кабинета.

— Надо же, — с неодобрением сказал г-н Х. и повторил, покачивая головой: — Жидовская морда!

Продолжая держать в руках ракетку и чехол, он нажал ногой под столом неприметную кнопку. Кусок стены слева от него с жужжанием поехал в сторону, в то время как кресло, в котором он сидел, вдвигалось в образующийся проем. Когда кресло с г-ном Х. исчезло в проеме полностью, кусок стены с тем же жужжанием возвратился на прежнее место. Жужжание смолкло задолго до того, как лежащие на полу очнулись, встали на четвереньки и, втянув головы в плечи, начали озираться вокруг взглядами мутными, тоскливыми и бессмысленными.

Все прежнее было далеко. Дрянь, гниль, проблемы — все было далеко; они опять были свободны, молоды, радостны и желанны друг другу.

Фатима ждала их. Мир ждал их; с благой мыслью они мчались по дружелюбной стране, раздвигая собой разноцветные горы, и правая Филиппа ладонь покойно владела не рычагом скоростей, но Зайкиным кулачком, робким и трогательным. А навстречу им за полосатыми столбиками проносились все такие же овечьи стада, виноградники, и пологие склоны, опоясанные рядами зеленых олив, и крутые, ребристые склоны, и пуэблос — или как там по-местному… пуэблуш, что ли?.. в общем, ресторанчики, церкви, домишки — все как всегда.

Дорога вела вверх, изгибаясь все причудливее. На горизонте, венчая горный массив, мелькнул далекий силуэт старинного замка. Филипп лишь на секунду отвел глаза от асфальта, фотографируя памятью этот простой и романтичный сюжет, зорко отмечая в нем отличия от сотни подобных, виденных ранее. А из-за левого, крутого, скрытого отвесной скалой поворота на трассу выкатывался встречный, бесконечный по длине контейнеровоз — тяжело, неудержимо, не вписываясь в поворот и занимая потому все большую и большую часть полосы Филиппа.

Время остановилось, и Филипп детально, до последней черточки рассмотрел побелевшие от ужаса лица двоих португальцев в кабине контейнеровоза. Ему стало жаль бедняг. Ведь ничего не могло бы произойти, не будь он так близко к повороту: португальцы погасили бы скорость и после момента острых ощущений, подмигнув друг другу, вернулись бы на свою полосу.

Затем взгляд Филиппа проследовал по лежащему перед ним участку трассы. Он прочел этот участок, как книжную строку, слева направо, оценивая каждую из двух своих возможностей, чтобы сравнить. Можно было свернуть налево, в увеличивающееся пространство между контейнеровозом и скалой. Увидев этот маневр, водитель контейнеровоза мог бы полностью занять освобожденную встречную полосу, и Филипп проскочил бы слева от него живой и невредимый.

Это было заманчиво, однако для этого требовалось не только повернуть налево, но и резко затормозить — очень резко, иначе просвет между контейнеровозом и скалой не успеет стать достаточно широким; нырнув в эту клином сходящуюся щель, машина Филиппа будет просто расплющена между скалой и массой контейнеровоза. Наехать левым колесом на скалу? Это было бы как в кино; машина начнет переворачиваться, но опрокинуться на крышу не даст контейнеровоз, а стоя на боку машина должна уместиться в щели…

Что поделаешь — не каскадер; к тому же, при торможении может занести еще до спасительной щели. Лобовой удар… или боковой удар… И даже если повезет и он все-таки проскочит в щель, нет никакой гарантии, что сразу же за грузовиком не следует другая машина. На узких горных дорогах за такими тяжеловесами иногда скапливается целая очередь… Нет, мысль о левом нырке приходилось с сожалением, но решительно отбросить.