Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков светлее

Я качаю головой, не в силах говорить.

— Хосе, — он приветственно кивает.

— Кристиан, это мой отец, синьор Хосе.

— Мистер Родригес. Мы виделись на свадьбе. Вы тоже попали в эту аварию?

Хосе кратко пересказал историю.

— Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы находиться здесь?

— Мы не хотим быть где-нибудь еще, — говорит мистер Родригес, его голос звучит тихо и звенит от боли. Кристиан кивает. Взяв меня за руку, он усаживает меня, потом садится рядом со мной.

— Ты ела? — спрашивает он.

Я качаю головой.

— Ты голодна?

Я качаю головой.

— Но тебе холодно? — спрашивает он, посмотрев на куртку Хосе.

Я киваю. Он сдвигается в кресле, но благоразумно ничего не говорит.

Дверь опять открывается, и входит молодой врач в ярко-синем халате. Он очень уставший и измученный.

Вся кровь исчезает из моей головы, так как я спотыкаюсь.

— Рэй Стил, — шепчу я, и Кристиан стоит рядом, обняв меня за талию.

— Вы его родственница? — спрашивает врач. Его ярко-голубые глаза почти соответствуют цвету его халата, и при любых других обстоятельствах я нашла бы его привлекательным.

— Я его дочь. Ана.

— Мисс Стил…

— Миссис Грей, — поправляет его Кристиан.

— Прошу прощения, — запинается доктор, и на мгновение я хочу пнуть Кристиана ногой. — Я — доктор Кроу. Ваш отец стабилен, но в критическом состоянии.

Что он имеет в виду? Мои колени подкосились и лишь руки Кристиана позволили мне не упасть на пол.

— Он получил серьезные внутренние повреждения, — говорит доктор Кроу, «в основном, это его мембрана, и нам удалось ее подлатать, но мы не смогли спасти селезенку. К сожалению, произошла остановка сердца во время операции из-за потери крови. Нам удалось запустить сердце снова, но это остается проблемой. Однако, больше всего мы обеспокоены тем, что он получил серьезные ушибы головы, и магнитная томография показывает, что у него опухоль в мозгу. Мы ввели его в кому, чтобы успокоить, пока мы будем контролировать отек мозга.

Повреждение головного мозга? Нет.

— Это стандартная процедура в этих случаях. Пока, мы просто должны ждать и наблюдать.

— И каков прогноз? — спокойно спрашивает Кристиан.

— Мистер Грей, трудно сказать в настоящее время. Возможно, что он полностью восстановиться, но это теперь в руках Бога.

— Сколько времени вы будете держать его в коме?

— Это зависит от того, как его мозг отреагирует. Обычно семьдесят два — девяносто шесть часов.

О,так долго!

— Могу я его увидеть? — Шепчу я.

— Да, вы сможете увидеть его через полчаса. Он был переведен в отделение интенсивной терапии на шестой этаж.

— Спасибо, доктор.

Доктор Кроу кивает, поворачивается и уходит от нас.

— Ну, он жив, — шепчу я Кристиану. И слезы начинают катиться по моему лицу снова.

— Садись, — говорит нежно Кристиан.

— Папа, я думаю, что мы должны уйти. Ты должен отдохнуть. Мы ничего не будем знать некоторое время, — бормочет Хосе мистеру Родригесу, который пристально и безучастно смотрит на своего сына. — Мы сможем вернутся вечером, после того, как ты отдохнешь. Это нормально, да, Ана? — поворачивается и спрашивает меня Хосе.

— Конечно.

— Ты останешься здесь, в Портленде? — спрашивает Кристиан. Хосе кивает.

— Тебе нужно ехать домой?

Хосе хмурится.

— Я собирался заказать такси.

— Люк может подвезти тебя.

Сойер встает, и Хосе смущается.

— Люк Сойер, — бормочу я, разъясняя.

— Ох. Конечно. Спасибо, Кристиан.

Я быстро обнимаю мистера Родригеса и Хосе.

— Оставайся сильной, Ана, — шепчет Хосе мне на ухо. — Он очень здоровый человек. Шансы в его пользу.

— Я очень надеюсь, что так. — Я еще раз крепко обнимаю его. Затем, отпустив, стряхиваю с себя куртку ему в руки.

— Оставь себе, если тебе по-прежнему холодно.

— Нет, я в порядке. Спасибо.

Глядя нервно на Кристиана, я вижу, что он расценивает нас спокойно. Кристиан берет мою руку.

— Если будут какие-либо изменения, я дам тебе знать сразу же, — говорю я, пока Хосе толкает коляску отца к двери, которую держит открытой Сойер. Мистер Родригес поднял руку и они остановились у двери.

— Я буду молиться за него, Ана. — Его голос дрожит. — Так здорово было снова общаться с ним после всех этих лет. Он стал мне добрым другом.

— Я знаю.

И затем они уходят. Кристиан и я одни. Он ласкает мою щеку.

— Ты бледная. Идем сюда. — Он садится на стул и тянет меня на колени, принимая в свои объятия, и я охотно соглашаюсь. Я прижимаюсь к нему, чувствуя себя подавленной из-за несчастья с моим отчимом, но благодарна, что мой муж здесь и успокаивает меня. Он мягко поглаживает мои волосы и держит мою руку.

— Как «Чарли Танго?» — спрашиваю я

Он ухмыляется.

— «О, она была моей», — говорит он, с тихой гордостью в голосе. Это заставляет меня по-настоящему улыбнуться в первый раз за несколько часов, и я смотрю на него озадаченно.

— Твоей?

— Это строка из «Филадельфийской Истории». Любимый фильм Грейс.

— Я не знаю его.

— Я думаю, что у меня он есть на «Blu-Ray» дома. Мы можем посмотреть его и обсудить. — Он целует мои волосы, и я улыбаюсь еще раз.

— Я могу убедить тебя съесть что-нибудь? — спрашивает он.

Моя улыбка исчезает.

— Не сейчас. Сначала я хочу увидеть Рэя.

Его настроение резко падает, но он не давит на меня.

— Как прошла встреча с партнерами из Тайваня?»

— Договорились, — говорит он.

— Договорились о чем?

— Они позволили мне купить их верфи за меньшую цену, чем я готов был заплатить.

Он купил верфи?

— Это хорошо?

— Да. Это хорошо.

— Я думала, что у тебя есть верфь здесь.

— Да, есть. Мы собираемся использовать ее для сборки. Но постройка остовов на Дальнем Востоке гораздо дешевле.

О.

— Что изменится относительно рабочей силы на верфи здесь?

— Мы их переквалифицируем. Необходимо свести увольнения к минимуму. — Он целует мои волосы. — Пойдем проведаем Рэя? — спрашивает он нежным голосом.

Палаты Интенсивной Терапии находятся на шестом этаже и выглядят пустынным, стерильным и функциональным отделением с шепчущими голосами и пикающими приборами. Четыре пациента — каждый находится в отдельной собственной высокотехнологичной палате. Палата Рэя последняя.

Папочка.

Он выглядит слишком маленьким в этой большой кровати окруженный всеми приборами. Мой отец никогда не выглядел таким беспомощным. Трубка во рту и все эти различные шланги подключенные к капельницам и к каждой руке. Небольшой зажим прикрепленный к пальцу. Я смутно удивляюсь, зачем это. Его левая нога поверх одеяла, заключена в синий гипс. Монитор отображает его пульс: бип-бип-бип. Биение сильное и равномерное. Это я знаю. Я медленно приближаюсь к нему. Его грудь забинтована большой чистой повязкой, которая исчезает под тонким одеялом, ограждающим от любопытных взглядов.