Леопольд Захер-Мазох - Сочинения

Апостол встал и начал с яростью топтать ногами распростертого на полу графа. Когда же мучитель приказал ему поцеловать топтавшие его ноги, Солтык с такой непритворной покорностью исполнил это приказание, что даже Эмма содрогнулась.

«До какого уничижения доведен этот надменный деспот?» — думала она, без малейшего сострадания глядя на человека, с которым так недавно делила минуты наслаждения.

Сектанткой овладело непонятное для нее чувство восторга, смешанного с ужасом, и чувство это было до такой степени сверхъестественно, что, когда графа снова увели в темницу, она сама припала к ногам апостола и покрыла их поцелуями.

Едва Казимир Ядевский вернулся домой, как к нему вошел патер Глинский. Как изменился за это короткое время элегантный, любезный, светский иезуит! Он постарел лет на десять. Бледное, изможденное лицо его осунулось, волосы были растрепаны, в глазах застыли безнадежное отчаяние и глубокая, сердечная скорбь. Ряса его была измята, заметно было, что он уже несколько суток не снимал ее. Он остановился посреди комнаты и устремил на молодого офицера взор, полный самой безысходной тоски.

— Мне доставляет честь… — начал Казимир.

— Разве вы не знаете, что случилось? — перебил его Глинский.

— За последнее время случилось столько неожиданных происшествий… В чем же дело?

— Я давно подозревал эту проклятую сектантку, но в решительный момент я был ослеплен, обманут самым ужасным образом… Никогда не прощу я себе этой слабости… О, мой бедный, несчастный граф!

— Скажите, что с ним случилось?

— Все это произошло с такой неимоверной быстротой, что я был положительно ошеломлен, проще сказать, одурачен. Малютина — член той кровавой секты, которая приносит людей в жертву Богу. Эта губительница душ заманивает в свои сети мужчин и женщин и предает их в руки палачей. Она очаровала графа Солтыка, возбудила в нем безумную страсть и тайно обвенчалась с ним в его имении. Теперь они оба в Москве и на днях уезжают за границу. Так сообщил мне граф.

— Эмма написала мне то же самое, — заметил Ядевский. — И вы этому верите?

Патер Глинский покачал головой.

— Нас обманули, — сказал он, — я боюсь, что сектантка завлекла графа в один из тайных притонов этой шайки разбойников!.. Быть может, в эту самую минуту его пытают!.. — и старик громко зарыдал.

— Не отчаивайтесь, — утешал его Казимир.

— Сердце мое чует его погибель, и я не могу спасти его!

— Признаюсь вам, что мне хотелось бы спасти Эмму, потому что она подруга моего детства и я любил ее… Дайте мне слово, что вы пощадите ее, и я, быть может, наведу вас на след.

— Клянусь вам! — воскликнул иезуит. — Я ничего не предприму без вашего согласия. Скажите же мне, что вы знаете?

— Я провожал однажды Эмму в село Мешково, где она имела свидание со священником. Не увезла ли она графа туда?

— Очень может быть… В Мешкове был убит Тараевич, а неподалеку погиб Пиктурно.

— Кроме того, я не без оснований подозреваю, что члены этой секты гнездятся в Боярах и в древнем замке Окоцине.

— Есть ли возможность накрыть и предать эту секту в руки правосудия, не погубив Малютиной?

Ядевский задумался. Два противоположных чувства боролись в его сердце: жажда мести и сострадание к преступнице.

— Нет, — сказал он наконец, подавая руку патеру Глинскому, — я не смею более колебаться, раз речь идет о спасении человеческой жизни. Я предостерегал Эмму, советовал ей бежать за границу. Если она не последовала моему совету и осталась в России, — тем хуже для нее. Жалея ее, я отчасти становлюсь ее сообщником… Поедемте сию же минуту к полицмейстеру и приложим все силы для того, чтобы вырвать графа из рук злодеев.

— Благодарю вас, — ответил иезуит, — наконец блеснул и для меня луч надежды!.. Едемте же.

Полицмейстер принял их немедленно. Внимательно выслушав показания Ядевского, он, не теряя ни минуты, сделал все необходимые распоряжения.

Не прошло и получаса, как были готовы три экспедиции: первая — в Мешково, вторая — в Бояры и третья — в Окоцин. И туда же поскакали гонцы от Сергича, чтобы предупредить преступников.

Глинский и Ядевский примкнули к партии, отправлявшейся в Мешково. Она состояла из полудюжины агентов и нескольких полицейских.

Приехав в усадьбу около полудня, они долго стучались в ворота, пока наконец не появилась старая баба и ворча не отворила калитку.

— Кто тут живет? — спросил один из агентов.

— Кроме меня, здесь нет ни души, сударь, — отвечала крестьянка, — этот дом принадлежит благочестивому братству.

— Знаем мы этих разбойников.

Старуха перекрестилась.

— Что вы, что вы, батюшка, — возразила она, — эти святые люди помогают бедным, питают голодных, лечат больных, дай Бог им здоровья!

— Отопри дом, — приказал полицейский.

Команда ворвалась в комнаты, но не нашла там ничего подозрительного.

— В доме, вероятно, есть подвалы, — заметил иезуит.

— Знать не знаю, ведать не ведаю! — завопила старуха. — Есть погреб, это правда… Пойдемте, я вам покажу.

Ядевский с одним из агентов спустился вслед за бабой в погреб, а патер Глинский с помощью остальных начал осматривать полы, приподнимая ковры и звериные шкуры. В одной из комнат он обнаружил пол, обтянутый клеенкой. Это его насторожило. Клеенку содрали — под ней оказалась подъемная дверь, но без ручки, так что пришлось поднимать ее ломом.

Обыск погреба не дал никаких результатов, и Ядевский вернулся как раз в ту минуту, когда сыщики с фонарями в руках спускались в подземелье. Железная дверь была взломана. В первой комнате подвала были разбросаны по полу различные орудия пытки, затем шел целый ряд темных конур. В первой из них нашли свежую могилу, во второй — мужчину с выколотыми глазами и вырванным языком, далее — сумасшедшую женщину, почти нагую, все тело которой было покрыто рубцами и ранами. Она пела веселую песню и громко захохотала при появлении неожиданных гостей. В одной из последних конур лежал привязанный к скамье, истекающий кровью молодой человек. Несчастный рассказал, что его заманила в эту западню девушка, в которую он был влюблен, но судя по описаниям, это была не Эмма, — его возлюбленная была брюнеткой маленького роста.

Спасенных страдальцев перенесли в комнаты, затем вскрыли могилу. Патер Глинский боялся увидеть в ней своего воспитанника, но там лежал изуродованный труп женщины. Старший агент арестовал отворявшую ворота крестьянку и забрал ее с собой в Киев, оставив для охраны дома нескольких полицейских, а Глинский и Ядевский в сопровождении остальных агентов отправились в Бояры. Там, в господском доме, не нашли ничего подозрительного. Прислуга и крестьяне единогласно показали при допросе, что господа их уехали в Москву. Обыск, произведенный в Окоцине, также ничего не дал.