Джуд - Драко Малфой и Солнечный путь

— Тогда она была на «С», — после небольшой паузы ответил Сириус.

Мой брат стоял в списке раньше меня, и был распределен в Слизерин. Когда, распределяя меня, Шляпа крикнула «Гриффиндор», он был в ужасе. Сколько я потом выслушал рыданий и упреков! Я утешал его, как мог, говорил, что такое случается, что это еще не трагедия, и ему не повредит обойтись немного без меня. Потом мы общались все реже и реже, а позже и вовсе почти перестали…

С Ремом я познакомился уже в Хогвартсе. Он приехал в школу чуть позже остальных и распределялся отдельно. Жили мы, естественно, все вместе, и в первое время я и Рем сторонились друг друга — слишком уж мы были разные. От меня всегда было много шума, Рема же редко кто слышал… Джеймс подружился с ним сразу же, как и со всеми, кто ему нравился. Джеймс вообще заводил очень много друзей… А Рем, пожалуй, оказался единственным, кто не попал под обаяние Джеймса и относился к нему критически… что, впрочем, не мешало им дружить. Потом, постепенно, мы — я, Джеймс, Рем и Питер — стали четверкой Мародеров; лидер Джеймс, уравновешенный Рем и сумасшедший я. Питер, подозреваю, попал в нашу команду только потому, что у него не было других друзей, кроме Джеймса.

Чем старше мы становились, тем крепче я привязывался к нашему командиру. Постепенно мои друзья начали замечать, что я, в отличие от них и от прочих наших сверстников, совершенно не интересуюсь девушками.

Рем был первым, кто понял, в чем дело, и только ему я смог рассказать о том, что влюблен в Джеймса…

Я ни одной минуты своей жизни не надеялся на взаимность. Во-первых, рядом всегда была Лили — надо сказать, именно я познакомил ее с Джеймсом. Лили училась в Рейвенкло; на уроках Арифмантики она занималась вместе с моим братом, а я тогда еще поддерживал с ним отношения и через него познакомился с Лили. Мы как-то сразу почувствовали обоюдную симпатию, и я оставался ее лучшим другом до конца ее жизни… Я никогда не винил ее в своей беде — виноват был я сам, моя природа; а еще было во-вторых, которое называлось «законченный натурал Джеймс Поттер». Не то чтобы мы разговаривали на эту тему… я просто не мог рассказать ему о своей природе и о своих чувствах. Я боялся потерять его дружбу. Позже я часто спрашивал себя, могло ли быть иначе, сложилась бы по-другому моя жизнь и его, если бы я все-таки набрался смелости и сказал Джеймсу, что на самом деле я не друг ему и не хочу им быть, что я люблю его, хочу его, мечтаю о том, чтоб он обнял меня не по-дружески, мечтаю узнать вкус его губ… Но я не подал ему ни малейшего знака.

Мы закончили школу. Я и Джеймс поступили в Школу авроров, Лили и Рем — в Британский Университет Магии, Питер нашел бумажную работу в Министерстве Магии. Наверное, ты думаешь, что раз я остался с Джеймсом, я мог повернуть ситуацию в свою пользу… Не знаю, наверное, но я этого не сделал. Может, меня остановил все тот же страх, может, я не хотел предавать Лили, но я так и остался верным другом Мягколапом.

— А твой брат? — спросил Драко.

— К тому времени мы совсем перестали общаться, — ответил Сириус. — Я уже был Блэк… меня изгнали из рода, и он этому способствовал. Это не укрепило наши отношения, должен тебе сказать… Он учился в том же университете, что и Рем с Лили, поддерживал с ней отношения… Он был немного влюблен в нее, вроде бы, но, так же, как и я, ровным счетом ничего не сделал, чтобы завоевать, а мог… Единственный благородный поступок в его жизни! — с неожиданной злостью добавил Сириус.

— Не единственный, — тихо возразил Драко. Сириус опустил голову — Драко смотрел прямо ему в глаза. — Я понял, о ком ты говоришь. Но продолжай…

На свадьбе Лили и Джеймса я был шафером. Я так напился под конец, что малыш Питер сказал мне, будто я похож на человека, чья возлюбленная выходит замуж за другого. Наверное, именно он пустил слух, что я влюблен в Лили… подозреваю, что этот слух докатился до Джеймса, и когда он узнал, что среди Мародеров есть предатель, он в первую очередь заподозрил меня.

Ты, наверное, не знаешь всей истории; суть ее вкратце такова: после рождения Гарри Вольдеморт начал охоту за Поттерами, и тогда Лили и Джеймс решили воспользоваться Хранителем Тайны. Дамблдор предлагал себя — он знал, что среди Мародеров есть шпион. Лили хотела, чтобы это был я… Я согласился, но в последний момент предложил Питера. Это должно было сработать как блеф — надежнее всего, думал я, спрятать вещь не там, где ее не найдут, а там, где не станут искать. Джеймс с легкостью согласился.

Лили была против, но он ее убедил… Подозреваю, он просто закатил сцену ревности — Джеймс был страшно ревнив. Самое смешное, что у него не было ни единого повода, в то время, как у Лили — был. Это и есть суть моей истории. Одной прекрасной — действительно прекрасной — ночью Джеймс изменил своей жене со мной.

Как-то раз, незадолго до тех жутких событий октября, Лили, которая к тому времени уже работала в Департаменте Магического Сотрудничества, отправили в командировку как переводчика — она блестяще знала с десяток языков, в том числе и славянские. Джеймс впервые остался дома без жены, с Гарри и нянькой.

Лили уезжала вечером; днем я пришел к своему брату, с которым не разговаривал уже несколько лет, и попросил у него Всеэссенции.

До сих пор не знаю, почему он пустил меня на порог — за одно слово, сказанное мне, его полагалось тоже изгнать из рода. Он вдоволь поиздевался надо мной, но дал мне зелья и даже волосы Лили — она как-то подарила ему прядь на память… Может, мой вид вызвал у него жалость, может, он рассчитывал, что Джеймс что-то поймет и войдет во вкус, и это даст ему шанс с Лили, может, ему просто нравилась вся ситуация…

Я бы не удивился…

Ночью, в полночь, я пришел в дом Поттеров. Я уже принял Всеэссенцию, и у меня был с собой запас во фляжке. Я сам открыл дверь — у меня были замечательные отмычки. Все уже спали… Я вошел в спальню и разбудил Джеймса.

Не могу вспомнить, что я ему наплел. Что-то про встречу, которую отменили и про нерадивых работников, которые не сумели подготовить портключ… Мы не очень-то много разговаривали. Черт знает, как я ухитрялся не забывать той ночью про Всеэссенцию. Я был с Джеймсом. Пусть я не был собой, пусть я даже не был мужчиной — все это не имело значения, потому что я был с Джеймсом. С Джеми… Я никогда не называл его так — для друзей он был Джеймс, Джим, Рогалис… А я всегда мечтал называть его Джеми…

Под утро я наложил на него Обливиате, а потом — Усыпляющее заклятие. Что бы там ни было, я ушел от него действительно счастливым. Мне до сих пор не жаль, что я так поступил.

Но это был последний раз, когда я видел Джеймса живым. Вполне возможно, что именно в эту ночь Питер давал своему Господину свой главный отчет.