Эрик Хелм - Критская Телица

— Поликтор, пожалуй, прав, — сказал он Иоле — Меня и самого сомнение брало: больно уж несуразно все выглядело... Гей, лотовой [77] Моряк, в обязанности которого входит измерять глубину привязанным к длинному линю свинцовым грузом — лотом. !

— У тебя есть приказ, — торопливо сказала Иола.

— Отмененный последующим распоряжением лаваге-та, — ответил Эсон — Глубину, быстро!

С явственным плеском свинцовая гирька нырнула в воду. Смуглый мореход равнодушно и сноровисто вытравливал просмоленную бечеву.

— Я же все пояснила раньше! — воскликнула Иола, чувствуя, что замысел Эпея вот-вот может пойти прахом.

— Вот и прекрасно. Мои люди вернутся в Кедонию, разузнают положение вещей, а потом возвратятся с подтверждением либо одного, либо другого приказа. Я не намерен...

— Семьдесят локтей, господин, — сообщил моряк.

— Отдать якорь! — скомандовал Эсон и снова поднес к устам широкий медный раструб: — Поликтор!

— Да!

— Оставайся рядом с нами! Пентеконтера пойдет в Кидонию и вернется часа через три-четыре! Нужно уразуметь...

— Что уразуметь? — заревел Поликтор. — Товарищей жгут и топят у тебя на глазах, а ты еще колеблешься?

— У меня имеется тайный приказ! — окрысился Эсон, — Скрепленный высочайшим знаком государственной власти! Я не могу действовать вразрез повелению, не уточнив обстоятельств!

— Остолоп, — еле слышно прошипел Поликтор. И прибавил вслух: — Опомнись! Меж берегом и нами шныряет истинное исчадие Тартара! В жизни своей не видал подобного оружия... Возвращаться — так вместе, хоть представим силу побольше, в клещи возьмем негодяев!

Эсон призадумался.

— Повторяю, — с нажимом произнесла Иола, — капитан Поликтор добросовестно и глубоко заблуждается! Вероятно, уже сейчас лавагета готовятся низложить по воле верховной жрицы и Великого Совета Священной Рощи!

Подобно Алькандре, Иола солгала наугад.

И, подобно Алькандре, поразила мишень в самое что ни на есть яблочко.

* * *

Кодо, разъяренный и алчущий крови, налетел на Менкауру подобно вихрю ливийских пустынь.

Понемногу отступая вдоль коридора, египтянин миновал прижавшуюся к стене, побелевшую от ужаса Лаодику и увлек чернокожего за собой, стараясь по возможности оставаться на самой границе досягаемости, не сближаться со страшным противником, препятствовать новому рубящему удару, от которого то ли удалось бы ускользнуть, а то ли нет...

Отразить низвергающийся клинок, зажатый столь могучей лапищей, Менкаура и не надеялся.

Кодо разил острием, бронзовое лезвие прядало, точно кобра, мелькало, словно крыло ветряка. По счастью, отметил Менкаура, записные силачи, привыкшие полагаться в первую очередь на свои несокрушимые мышцы, редко утруждают себя прилежным изучением фехтовальных приемов.

А в мемфисской школе таким вещам учили наилучшие клинки Та-Кемета... Странствующему жрецу надлежало защищаться от разбойников с полным знанием дела, дабы почтение, питаемое народом к слугам Тота, не оскудевало...

«Спасибо Нахту, — с благодарностью подумал египтянин — Славно потрудился над моей закалкой... Надолго ли хватит ее сейчас?»

Менкаура не размахивал мечом, встречал град сокрушительных ударов мелкими — казалось, бессильными — движениями, но лезвие Кодо неукоснительно било мимо. Грубая, первобытная мощь состязалась с утонченным искусством.

Писец берег дыхание, помня, что неприятель моложе на добрых четверть века.

Он смотрел только в глаза негру — только в сузившиеся, блещущие боевым бешенством зрачки. Опытный человек не смотрит на руки противника — это вернейший способ пропустить колющий или полосующий выпад. Рука метнется в нужную сторону сама, непроизвольно; природное, неразгаданное чутье прочтет во взоре другого бойца его намерение, мускулы сократятся, клинок встретит и отразит, а при необходимости и нанесет удар.

Все это — за ничтожную долю мгновения. Так учили в жреческой школе.

Кодо заревел.

Прыгнул, пластаясь в воздухе, далеко вытягивая могучую длинную руку, намереваясь ужалить острием в грудь.

Менкаура отпрянул.

Его подвела не выучка — старые навыки возвращались и освежались ежесекундно. И не усталость: писец берег каждую каплю прыти, хранившейся в немало пожившем и пережившем теле.

И не простой недосмотр, ибо науку сосредоточивать все свое естество на единственной цели Менкаура постиг в совершенстве.

Подвел ремешок сандалии.

Он лопнул.

И не просто, а с треском.

Раскрутился, зазмеился по полу.

Менкаура наступил на него, резко запнулся, охнул и шлепнулся на отполированные временем плиты, выстилавшие пол.

Даже в отчаянный, грозивший немедленной гибелью миг писец не утратил хладнокровия. Он собрался в комок, прижал колени почти к самой грудной клетке, изготовился пнуть обеими ногами. Но теперь положение Менкауры сделалось по-настоящему незавидным.

Не сумевший, разумеется, преодолеть инерцию прыжка африканец пролетел два-три локтя, чуть не наскочил на поверженного Менкауру, но каким-то немыслимым усилием извернулся и обрел утраченное было равновесие.

Писец лежал в угрожающей позе, однако ничего решительного, разумеется, поделать не мог. Код о, изрядно запыхавшийся и обозленный, обретался чересчур далеко, чтобы получить внезапный удар по щиколотке, и достаточно близко, чтобы воспрепятствовать любой попытке Менкауры перекатиться и встать.

Негр осклабился. Неспешно пошевелил правой кистью, прикидывая вес меча. Смерил взглядом расстояние до лежащего египтянина.

— Хорошо дерешься, — выдохнул он с хищной улыбкой. — Отлично дерешься! Только меня, буйвола могучего, самая умелая собака в одиночку не возьмет! Уразумел?

Менкаура понял: Кодо собирается изо всех безмерных сил метнуть в него длинный, отточенный, подобно бритве, меч. И метнет почти в упор.

Отвести летящую молнию будет невозможно.

Даже обладая нечеловеческим проворством.

* * *

Помня предупреждения Поликтора, люди Эсона принялись расстреливать миопарону издалека, и при этом отнюдь не жалели пернатых снарядов...

После довольно долгого трехстороннего препирательства, в котором принимали участие Иола, Эсон и Поликтор, старший эскадры (Эсон) все же велел своей пентеконтере возвратиться в гавань, по возможности избегая непонятного огнедышащего судна.

— Еще со своими драться недоставало! — крикнул он Поликтору.

— Согласен! — зарычал достойный капитан. — Только свои почему-то не желают оставить нас в покое!

Сами виноваты! Вас посчитали мятежниками.

— Нас? Выполнявших приказ лавагета?..