Керри Айслинн - Не все то золото

Его, как и всегда, нет целый день. Я не имею понятия, где и кем он работает или как иначе обеспечивает нас обоих, потому что эту тему мы тоже не обсуждаем. Когда он возвращается, небо уже темнеет и начинают появляться звезды. Он окидывает меня оценивающим взглядом, словно боится, что я снова сорвусь.

Что бы он там ни увидел, это удовлетворяет его. Он валится на постель устало, шумно, отчего я подскакиваю с места и встаю перед ним. У него мрачный нечитаемый взгляд. Я подхожу ближе, касаюсь его лица и шепчу:

— Най.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, он отодвигается и отводит взгляд. Он вертит что-то в руках: когда он протягивает руку, я вижу несколько сияющих франков.

— Здесь немного, — говорит он, — но хватит на еду, по крайней мере, на неделю. Я хотел...

Он внезапно становится растерянным и неуверенным. Это очаровывает меня. Я забираю монеты и откладываю в сторону. Легко касаюсь его губ своими и кладу ладони ему на затылок. Его рот становится податливее, впуская меня в свою глубину. Най раскрывается и уступает, и я привлекаю его к себе, сплетая наши языки. Пламя вспыхивает меж нами, словно на разворошенных угольках, и забытые деньги падают на пол.

Я не понимаю, почему он нерешителен со мной, но прошлой ночью он избавил меня от кошмаров и мне хочется отплатить ему тем же. Что бы ни нарушило его спокойствие, я решаю заставить его забыть об этом. Я скольжу ладонями вниз по его груди и стягиваю его сорочку через голову. Для этого нам приходится оторваться друг от друга; когда он нетерпеливо притягивает меня обратно к своим губам, я с удовлетворением отмечаю, что моя идея имеет успех. На этот раз я опускаю на постель его, и он позволяет мне это.

Я развожу его бедра в стороны и скольжу пальцами вдоль контуров его мышц. Рассматривая его, я не могу не задаваться вопросом, казался ли я ему вчера столь же красивым, сколь он сегодня прекрасен в моих глазах.

Он поднимает руки мне навстречу, и я не могу устоять перед его беззвучной мольбой. Я опускаюсь на него и снова тянусь к нему губами. Он кладет руки мне на шею, привлекая к себе. Скользнув ладонями под его спину, я обнимаю его как можно крепче.

Я ожидал ощущения гладкого теплого тела, но кожа под моими пальцами грубая и неровная. Я напрягаюсь и пытаюсь сесть, но Анейрин сжимает объятья крепче.

— Най, — настойчиво спрашиваю я, стараясь оттолкнуть его. — Най, что...

— Тшш, — шепчет он мне в губы и пытается снова увлечь в поцелуй. Я не поддаюсь соблазну и, вырвавшись из его рук, сажусь на постели. Ему не терпится, и он сердито хмурит брови. — Это неважно, mo charaid.

— Неважно? Это же шрамы.

Он отводит взгляд.

— Да.

От грусти морщинки на его лице становятся глубже. Я жалею о том, что произнес, но не в силах остановиться.

— Что случилось? — спрашиваю я, но он не поднимает на меня глаз. — Най, что с тобой случилось?

— Это неважно! — Он отталкивает меня и поднимается с кровати. — Они давно зажили и не беспокоят меня, если никто не просит о них рассказать.

Он подхватывает сорочку, чтобы надеть ее. Он настолько раздражен, что забывшись оборачивается, и я впервые вижу его спину.

Раскрыв, как дурак, рот, я потрясенно смотрю на него. Вся его спина, от затылка до бедер – один сплошной шрам. Это выглядит так, словно кто-то пытался заживо содрать с него кожу. Сочувствие заполняет меня настолько, что я не могу даже вздохнуть, только неотрывно смотрю на него, и глаза мои полны слез.

В конце концов, дар речи возвращается ко мне.

— Най, — выдыхаю я. — Кто сделал это с тобой? Что они сделали?

— Это неважно. — Голос его приглушен, а плечи свело от напряжения. — Они остались в Шотландии, и я не имею ни малейшего желания возвращаться туда.

— Ты не расскажешь мне об этом? — спрашиваю я, опускаясь на постель.

— Если ты настаиваешь, — произносит он, но не поворачивается ко мне. В его голосе звучит смирение и горечь. Мне жаль, что я дал волю рукам. — Что ты хочешь знать?

Я хочу, чтобы он рассказал о шрамах, но еще сильнее мне хочется, чтобы его голос перестал так звучать. Поэтому я говорю:

— Расскажи мне о чем-нибудь хорошем. О ком-нибудь, кого ты любил.

Я подразумеваю родителей, братьев или сестер, но он удивляет меня.

— Ох, — тяжело выдыхает он. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе о Кейлин? О своей жене?

Мне внезапно становится холодно. Слова застывают в горле, и я не могу издать ни звука. Он воспринимает моё молчание как согласие, но не этого я хотел от него. Я не желаю слышать о женщине, которую он любил и покинул.

— Мы встретились в Ивернессе [7] город в северной Шотландии, поселение основано в 6 веке, ныне – центр гэльскоговорящего населения. , — говорит он, и мне отчаянно хочется закрыть уши, но я застываю, как и мой голос, и только с ужасом жду продолжения. — Она была красива. Он всегда была красива, даже когда...

Запнувшись, он замолкает. Он всё еще не смеет смотреть на меня, но мне начинает казаться, что таким образом он делает мне одолжение. Смог бы я вынести те эмоции, что отражаются на его лице, когда он рассказывает о женщине, которой отдал своё сердце? Я не знаю.

Вскоре он продолжает:

— Она была красивой. — Он произносит это решительно, словно пытаясь убедить самого себя. — На меня она бы и не взглянула. Я бегал за ней, как щенок, сам не свой от любви, а она не замечала меня, словно какого-то паразита, от которого ее рано или поздно избавят.

Несмотря на опасения, мне стало интересно.

— И как же так получилось, что она вышла за тебя?

— Это произошло случайно. — Он коротко смеется, и смех этот полон грусти и боли. — Стечение обстоятельств, не больше. Что-то напугало ее лошадь на прогулке, и та скинула ее. Мне повезло, что я был поблизости. Я поймал поводья и увел лошадь, чтобы животное не растоптало ее. Признательность смягчила ее отношение ко мне, — он снова замолк на секунду. — Он любила говорить мне, что я спас ей жизнь. Господи, как бы мне хотелось, чтобы я этого не делал.

Тихое признание, исполненное мук, вырывает меня из эгоистичной озабоченности собственными чувствами. Я смотрю на его спину и вижу боль в том, как он склонил плечи и опустил голову, руки сжаты в кулаки. Я уже сожалею – не из-за себя, а из-за него – что попытался сделать лучше то, что и так было неплохо.

Я слезаю с постели и подхожу к нему. Хочется коснуться его, хоть немного утешить, но рука останавливается над переплетением шрамов на его плече.

— Почему? — шепчу я. — Что случилось, Най?

Он поворачивается ко мне, но застывает вполоборота.

— Она была убита, — рычит он. — Порождением зла. Монстром, подобным тому, который убил твою семью.

Мир вокруг меня покачивается. В этот момент я понимаю, почему те, кто знал и любил меня, называли меня сумасшедшим за такие рассказы. Потому что когда подобное описывает кто-то другой, это звучит безумно. Но Анейрин не высмеял мою историю, и я обязан ответить ему тем же.