Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду

— Покажу, — заверила Катька, сделав шаг в Гришкину сторону, — ну… давай же…

Я стояла совсем близко к мальчику, не испытывая никакого интереса к тому, что там у него в штанишках. Гришка продолжал канючить, не двигаясь. Катя протянула руку и дёрнула за шортики, ухватив их вместе с трусами. Показался впалый живот почему-то не розового цвета, а голубого. На светлой, пергаментной, почти прозрачной коже вырисовывались тёмные полоски вен. Они змеями тянулись по телу, спускаясь всё ниже и ниже, устремляясь в глубину Гришкиных трусов. Среди этих змей зияла чёрная дырочка пупка. Я прекрасно помню, каким мерзким казался мне и Гришкин живот, и его пупок. Мальчишка дышал и его живот подёргивался, напоминая страшного животного. Мне стало противно, и я автоматически шагнула назад, желая сбежать, но Катька не отпускала, придерживая меня за край кофточки. Другой рукой она тянула Гришкины трусы всё ниже и ниже. Наконец, через резинку выпрыгнул розовый стручок, размером с мизинец. Налившись кровью, он торчал немного вперёд, а сопливый кончик мягкой тряпочкой сиротливо смотрел вниз.

— Вот, видишь, — сказала Катя, не спуская глаз с Гришкиного достоинства, — вот… а у нас нет такого, — она казалась растерянной.

Гришка дёрнулся и вырвался из Катькиных рук.

— Ну, а ты… обещала ить… — заныл Гришка, натягивая шорты на задницу, и запихивая в них выпавший писюн.

— Да на, смотри, подумаешь, — сказала Катя, задрав юбочку. Придерживая подол одной рукой, другой она опустила трусики.

Я посмотрела на Катьку, хотя её строение меня интересовало ещё меньше Гришкиного. У меня самой было тоже самое, правда, я никогда не рассматривала себя. До этого случая меня нисколько не волновало то, что находится между ног. Теперь же передо мной стояли Гришка и Катька. И я могла не только видеть, но и сравнивать.

Катькины розовые пухленькие губки, напоминающие сдобную булочку, разрезанную пополам и раскрывшуюся в печке на две половинки, понравились мне куда больше, чем Гришкин торчащий отросток. Много позже, вспоминая этот случай, со временем почти стёршийся из памяти, я поняла, что именно тогда на подсознательном уровне, или как бы сказали специалисты, на уровне подкорки, у меня сформировалось неприязненное отношение к мужчине. И виной тому был Гришкин писюн, да и сам Гришка, непроизвольно ставший олицетворением мужского начала.

Вскоре после этого произошло ещё одно знакомство с этим несимпатичным для меня предметом мужской гордости, усугубившим и без того неприятные впечатления о нём. Возможно, не случись этого события, маленький Гришкин червячок рано или поздно растворился бы в моей памяти, смешавшись с другими событиями, но то, что я увидела у дядьки Витьки, потрясло меня до глубины души и уже не могло выветриться никакими штормами и метелями.

К матери вдруг зачастил дядя Витя. Это был первый и единственный мужчина в её жизни, не считая, конечно, оставшегося загадкой эпизода с моим несостоявшимся отцом. Немудрено, что такая серая мышь, какой была моя мать, не могла завести хоть какого-то хахаля. В нашем Иваново куда более привлекательные бабы оставались невостребованными. А уж те, кто не выделялся из толпы, вообще был обречён на одиночество и вечную тоску.

Моя мать, понимая свою бесперспективность в качестве невесты, не сильно стремилась к поиску хоть сколько-нибудь завалящего поклонника. Она жила по принципу лисы, которой не достать винограда:

— Все мужики козлы, — глубокомысленно изрекала она неоднократно.

И когда, подвыпив, откровенничала с соседкой Галиной Петровной, тоже обиженной на весь мир. И когда была одна, втемяшивая мне, пятилетней, жизненные принципы.

Но в один прекрасный день в нашем доме всё же появился мужик. К тому времени моя мать получила от фабрики крошечную малосемейку, после чего, радостная, сказала:

— Теперь может и личная жизнь наладится. Мужчина найдётся…

И она действительно наладилась. И мужчина нашёлся. К матери регулярно стал приходить крупный с красной мордой Витька, работающий в ЖЭКе сантехником. Честно говоря, я тогда не только не понимала, кем работает дядька Витька, но и не очень замечала его присутствие. Тем более, когда он приходил, мать выпроваживала меня во двор, приговаривая:

— Вот, опять кран потёк, иди, дочка, погуляй… дядя Витя тут… подкрутит… пока ты погуляешь…

Я была глупой и наивной, и не догадывалась о том, что для ремонта крана совсем не обязательно выставлять ребёнка из дома.

Однажды во время такой прогулки, замёрзнув на холодном ветру, я сильно захотела «по маленькому», и, влетев с улицы домой раньше времени, прямым ходом побежала в туалет. Распахнув дверь в крохотную комнатку с унитазом, я увидела стоящего передо мной дядьку Витю. Он, видимо, только поднялся с фарфорового стульчака, справив нужду. Штаны были спущены и держались на коленях, а передо мной висел большой, коричневый член с выпирающими толстыми прожилками вен, обвивающих его по кругу. До сих пор мне не приходилось видеть ничего более омерзительного.

Несколько секунд я заворожено смотрела на качающегося монстра, как смотрят на кровавую рваную рану — с ужасом, но при этом, не смея отвести глаз. Дядька Витька, видимо, от неожиданности, тоже опешил и тоже находился в полном столбняке. Я смотрела на его член — а куда еще? Мои глаза приходились ровно на это место… Дядька Витька смотрел на меня.

Вдруг у меня на глазах эта толстая висящая сарделька стала напрягаться, увеличиваясь в размере, и медленно подниматься. Оно словно оживало. Само по себе. Буквально через мгновение огромный бордовый орган перевитый вздувшимися жилками уставился на меня своим толстым раздвоенным концом. Я подняла глаза и увидела сальные глазки дядьки Витьки, которому, похоже, доставляло удовольствие то, что я рассматривала его.

— Ну, те чего? Писать хочешь, так иди… — миролюбиво мямлил Витька.

Придерживая спущенные штаны руками, он даже сделал шаг как бы желая выйти и пропустить меня в клозет. Попытавшись протиснуться мимо меня, он задел членом мою щёку. Я отшатнулась, едва не упав. Витька, желая удержать меня в равновесии, бросил брюки, ухватил меня руками за плечи… и дёрнул на себя. Его член к этому моменту обмяк, и я с размаху вляпалась лицом в горячую массу, похожую на тесто. Я вырвалась и выскочила из квартиры в подъезд. Сердце забилось, в панике желая выпрыгнуть наружу через горло. Во рту появилась горечь, а внизу живота что-то дёрнулось. Я не удержалась. По ногам потекла горячая влага… я уписалась.

С тех пор каждую ночь я просыпалась от видений. Меня стали мучить сны. За мной по очереди гонялись то Гришка, то дядька Витька. Обычно они оба носились голыми. Но самым ужасным было то, что маленький Гришка виделся мне с огромным, почти до самого пола синим членом, напоминающим скорее третью ногу, но не опирающуюся на землю, а висящую между двух других, а взрослый дядя Витя в моих видениях был с крошечным Гришкиным писюном-перчиком. Оба они были отвратительны до спазмов в горле. Утром я просыпалась в холодном поту и долго не могла успокоиться, сотрясаемая приступами тошноты. Правда, через какое-то время сны стали расплываться и уже не так сильно пугали меня. А вскоре и вовсе перестали терзать. Однако, ненависть к мужским членам, видимо, зародилась именно тогда. А может, и раньше…