Шахразада - Хасиб и Царица змей

– Ну что ж, пусть себе трясутся. Сейчас я им покажу, что такое настоящее волшебство, и они, клянусь тебе всеми богатствами мира, будут бить в ладоши как безумные, – проворчал Хасиб, поплотнее заворачиваясь в «счастливый» плащ.

Запел одинокий дутар, потом к нему присоединилась песня одного уда, потом другого, призывая к зрителям его, «великого мага и колдуна, объявшего истины всего мира и узнавшего все тайны, подземные, подводные и воздушные». Сделав несколько шагов, он оказался прямо перед теми, кого уже давно не боялся, как не боялся никогда книг или дождя, града или матушкиных упреков. «О да, Малика права, – успел подумать Хасиб, оглядывая публику. – Сегодняшние зрители воистину необыкновенно чванливы. Но и они, о Аллах всесильный, будут моими через мгновение!»

Так оно и случилось. Зрители словно сошли с ума. Ничем не примечательные фокусы вызывали у них слезы восторга, а простенькие заклинания пугали, словно малых детей. Когда же номер Хасиба закончился, к его ногам упал туго набитый кошель.

Хасиб склонился в поклоне и поднял подарок. «Да тут, должно быть, целых две дюжины цехинов! Целое богатство. Нам с малышкой хватит этого надолго!»

Под чуть сжавшимися пальцами зашуршала бумага. Но Хасиб ни одним движением не показал, что нашел ее. Он лишь чуть больше согнул спину, не отрывая, впрочем, взгляда от зрителей. И в этот момент увидел ее – ханым, которая бросила ему деньги.

Она не аплодировала и не смеялась, о нет. Она стояла, внимательно глядя на него, а глаза ее – огромные, пронзительные – испытующе светились. Хасиб склонился еще раз, но теперь постарался сделать так, чтобы этот поклон никто не мог принять в свой адрес, только одна эта странная, но невероятно красивая незнакомка.

Увидев, что она чуть склонила голову в ответном – о нет, не поклоне, милостивом кивке, Хасиб ретировался. Едва за ним закрылся занавес, как Малика бросилась к юноше.

– Что ты с ними сегодня сделал, безумец? Они рыдали, смеялись и хлопали так, что впору было бы заподозрить тебя в самом черном волшебстве!

– Ну что ты, крошка, я ничего такого особого не делал. И сам удивлен и такими слезами, и таким воистину безумным смехом. Не я сегодня безумен, девочка, а они.

– Теперь я ни за что не поверю, что ты не черный колдун!

– Ну почему же я черный колдун, малышка? Я просто невежественный балаганный маг. И чудеса мои не страшнее бумажного тигра…

Хасиб беседовал с любимой, но пальцы его все время нащупывали бумагу, которой неоткуда было взяться в кошеле с монетами. «Эта странная ханым, должно быть, спрятала туда и записку… Или просто листок бумаги… Чтобы посмеяться над фигляром».

Наконец юноша остался один. Он присел на огромное бревно, которое поднимали силачи во время своего номера, и растянул черные шелковые шнурки, которыми был стянут кошель. О да, светящаяся настоящим золотом солидная горсть монет и листок бумаги, небрежно, должно быть, второпях свернутый, чтобы уместиться в узеньком пространстве над монетами.

Да, то была записка. Всего несколько слов, написанных, скорее всего, скверным пером и уж точно отвратительными чернилами:

«Через час после заката жди мою служанку у статуи Непобедимого Завоевателя. Она узнает тебя по плащу».

– Удивительно, – прошептал Хасиб. – Малика высматривала свою судьбу. А нашел ее, похоже, я. Тот, который ничего не искал и не ждал…

– Ты – маг и волшебник из балагана? – послышалось за спиной у Хасиба, который, завернувшись в свой «счастливый» плащ, прохаживался возле конной статуи, которую ему прохожий и назвал статуей Непобедимого Завоевателя.

Юноша обернулся и увидел женский силуэт. Древний город на древней реке после заката освещался более чем скверно, и потому лица девушки Хасиб рассмотреть не мог.

– Я, прекраснейшая, – проговорил он.

– Тогда иди за мной. Хозяйка не любит долгого ожидания…

– А кто она, твоя хозяйка?

– Ее зовут Анаис, она из богатого и старинного рода, весьма уважаемого в мире. Хотя откуда тебе, деревенщине, знать, что такое богатство и знатность?..

«Должно быть, высокомерие порой присуще слугам не меньше, чем господам, – подумал Хасиб. – А быть может, и больше!» Ведь не пожалела же эта неизвестная ему, но невероятно красивая богачка целой пригоршни настоящих золотых в благодарность за его фокусы.

– Ты права, уважаемая. Откуда мне, деревенщине, такое знать? – с показной покорностью проговорил Хасиб.

Дом хозяйки стоял неподалеку от статуи, ибо не прошло и дюжины минут, как Хасиб, сопровождаемый молчаливой служанкой, вошел в ворота.

О да, даже в темноте, которую не в силах были рассеять немногочисленные факелы, дом поражал воображение. Должно быть, в нем было несколько этажей, но они тонули в темноте, а свет от масляных ламп горел лишь в нижнем. Но массивные стены, вычурные колонны и высокие окна яснее ясного говорили о давнем и привычно огромном богатстве хозяев.

– О Аллах всесильный и всемилостивый! – пробормотал Хасиб, любуясь, сколь это возможно в темноте, необыкновенным домом.

– То-то же, серость! – фыркнула служанка и удалилась внутрь дома, не сказав более ни слова. Недоумевающий Хасиб так и остался перед высокими ступенями.

– Ну что ж, – проговорил он скорее для себя, – меня провели по городу и показали удивительной красоты строение. Теперь, должно быть, пришла пора мне самому искать дорогу обратно.

– О нет, юноша, – раздался из темноты мелодичный женский голос. – Не стоит судить о намерениях хозяев по скверному поведению слуг. Входи и будь моим желанным гостем.

Давешняя красавица с удивительными глазами вышла из темноты. Она двигалась столь плавно, что поневоле возникала мысль, что она не ступает по грешной земле, а плывет над ней словно облако.

– Благодарю тебя, уважаемая! – Хасиб низко поклонился красавице. – И за немалые деньги, и за эти добрые слова.

– Ну что ты, юноша. Деньги – тлен, а вот твое искусство прекрасно.

– Это высокая оценка моего скромного дара, достойнейшая. Тем более высокая, что вряд ли я, балаганный фокусник, мог и в самом деле заслужить ее. Но прежде чем я войду под твой гостеприимный свод, позволь мне узнать твое имя.

О, Хасиб прекрасно помнил, что невежественная служанка назвала свою госпожу по имени. Но юноша не верил ни одному слову той глупой курицы, и потому позволил себе задать этот вопрос. О, он ожидал чего угодно! Гнева, что служанка не потрудилась рассказать о госпоже, негодования, что он, червь, позволил себе спросить об этом, и даже, Аллах всесильный, ярости, что вообще он, шут, посмел без разрешения открыть рот. Увы, все это Хасиб уже видел на своем недолгом веку фокусника.

Необыкновенная же хозяйка невидимого дома просто усмехнулась.