Эммануэль Арсан - Лаура

Как-то внезапно мне стала ясна логическая необходимость, возникло справедливое желание объединить моих двух Мирт с Лаурой. Я смог бы это сделать, если бы держал ее в своих объятиях, если бы удержал ее уста на моих достаточно долго, если бы, наконец, я признался себе, что у меня нет большего долга, чем познать ее, нет большей нужды, чем любить ее лучше. Я никогда не преуспел в действительности, любя тех, о ком думал, что я люблю их, если бы не был способен сделать Лауру и себя неразделимой парой. Каждая любовь — необходимое и достаточное условие всех других.

Я взял пенис в руку, чтобы предложить его моей любви. Она прошла в каких-то нескольких шагах, не заметив меня.

Что это означало? Я знал, как надо ждать ее. Ожидание — безупречный способ добиться любви.

Я прислонился к покрытому мхом стволу дерева.

Мой член будет сохранять стоячее положение столько, сколько она будет не замечать моего присутствия. Моя собственная ласка предохранит меня и поможет не забыть ее. И как бы долго она не шла ко мне, никогда не будет поздно для нашей любви.

На расстоянии моего голоса она прыгала с камня на камель, радуясь прогулке слишком сильно, чтобы нуждаться в словах, друзьях или аудитории.

Она продвинулась к самому дальнему краю водопада, вращая своим зеленым саронгом на вытянутой руке для того, чтобы сохранять равновесие. Внезапно она споткнулась, ухватилась за ветку, полоска материи выскользнула из ее руки и упала на пороги, потонув в струях воды…

Очаровательный смех Лауры не успокоил моего волнения. Она наклонилась над водопадом на цыпочках, не боясь головокружения. Я прекратил делать непроизвольные движения, не собираясь показывать, что я такой же беспокойный влюбленный, как и Николас. Она хотела быть свободной, она имела право быть свободной, даже убить себя, если захочет.

Казалось, она преувеличивает свою безопасность, кружась и танцуя на самом краю пропасти. Она наклонилась вперед, зачерпнула воды и встала, вырвав с корнем растение с длинными стеблями. Потом она подняла руки и начала свой медленный танец снова, махая растениями над головой, как дирижерскими палочками. Так мара (настоящие мара, а не те, что изображены на фотографиях у Олсена!) делают в своих ритуальных танцах. Даже ритм ее ног и движения тела напоминают их. Поразительно!

Я слышал, как она поет и смеется от счастья, прерывая свои движения возгласами:

— Трахай меня! Я знаю, как довести себя до любовного исступления.

Она выбросила растения в пропасть и возобновила дикий танец. Но теперь уже не удовлетворяясь символическими жестами. Ее пальцы возбуждали соски ее грудей с удивительной виртуозностью, а затем и клитор, пока ноги скакали на скользком спуске.

Бесконечно повторяемые заклинания сменились импровизациями, которые она произнесла минуту назад:

Я хочу возбудиться! Я хочу возбудиться! Я хочу достичь оргазма!

Это уже было не просто желание — она довела себя до последней степени страсти. Я услышал, как она задыхается, готовая закричать. Ее начинало трясти, шатать от страсти и наслаждения…

Я быстро поднялся. Одновременно меня что-то приковало к месту, я застыл как вкопанный: что-то наполнило меня ужасом, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Какой-то мужчина спрыгнул с высокой ветки, на которой сидел до этого совершенно невидимый. Он был обнаженный, лишь в набедренной повязке. Лаура, стоявшая к нему спиной, не замечала его. Он изготовился к следующему прыжку, широко расставив руки. Я сразу понял, что он собирается сбросить ее в пропасть и что это был Арава.

Раздался оглушительный шум резких, скрипучих криков. Гигантские крылья, украшенные черными и зелеными перьями, начали бить его в тот самый момент, когда его ноги ослабели. Он поднял руки, чтобы защитить себя, поскользнулся, качнулся вперед, потерял равновесие и откинулся назад. Я увидел, как его тело понеслось в вертикально падающую воду, ударяясь о выступы скалы, захватывая с собой корни из крутого обрывистого выступа. Затем оно скрылось в кипении пены у подножья водопада.

Лаура сохранила равновесие крутым движением бедер, когда перевернулась, оглушенная страшным криком диких павлинов. Они летели так близко, что она могла потрогать их. Обернувшись к ним лицом, она стояла с опущенными руками, явно не веря своим глазам.

Вскоре они успокоились и гордо расправили хвосты веером — удовлетворенные, царственные, доброжелательные, великодушные.

Она одарила их соблазнительной улыбкой, затем, вероятно, ради шутки, соединила вместе руки и склонила голову перед ними в традиционном индийском или таиландском приветствии.

Птицы медленно повернулись, сделав несколько шагов, помедлили, будто хотели проводить ее куда-то, а когда она улыбнулась во второй раз, взлетели и направились к невидимому лесу. Она последовала за ними.

Я еще долго просидел в моем тенистом уголке, не веря в то, что произошло. Месть Аравы — и его падение чудовищное появление первого — и едкая ирония второго. Удручающее непонимание как со стороны Лауры, так и его: мог ли я представить что-либо более противоречащее самому духу своей экспедиции или планам, которые были первоначально задуманы мною?

Я вспомнил, как Араа стоял против солнца на одной из боковых балок корабля, прекрасный и возвышенный, окутанный сияющими лучами. Я больше не видел его. Действительно ли настало время для всего под этим солнцем, время жить и время умереть?

Арава был одним из нас. Он должен был остаться в нашей памяти таким, чтобы ради него самого я его запомнил. Другие должны думать, что он жив. Ни Лаура, ни Мирта, ни Николас, ни Тиео не должны знать о том, что я видел. Их печаль, злоба и сожаление только ухудшат дело. Они ничего уже не могут изменить или поправить. Достаточно и того, что один из нас — я, был свидетелем этого несчастья. Я никогда не забуду этого.

Мирта и Тиео сидели возле рюкзаков, но никто, казалось, не спешил отправиться дальше. Мирта еще не надела свою походную одежду, тем более что она еще не высохла, продолжая висеть на бревне. Она обернула бедра своим парео. Я с обожанием смотрел на ее тело. Мне, показалось, что я никогда не захочу увидеть обнаженным тело Лауры.

Николас прошел мимо нас, даже не поздоровавшись. Он выглядел, таким мрачным, что это обеспокоило меня. Моя подруга спросила у него:

— Эй, привет, Николас, почему ты такой мрачный? Боишься, что какой-нибудь мара на тропе Забвения может изнасиловать или ублажить твою возлюбленную?

Мое сердце упало. Николас ответил резко, повернувшись к ней:

— Ты и твои мара доставляют мне боль, Мирта! Сношайся с ними сама! Мне в высшей степени наплевать на них и на их чертовы обычаи. Я просто хотел, чтобы Лаура была немного осторожнее. Куда она ушла? Почему не возвращается до сих пор? Что она делает? Можешь ты мне ответить на эти вопросы?