Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник)

– А, все мужики – говно? – подался он ко мне через стол. – Так и живем, с этой замечательной мыслью? Мадам, бросьте! А я бы мог много всего интересного рассказать! И попробуйте мне доказать, что нам кроме «койки» ничего не надо! – Он затянул узел крепче, сдвинув локти. – Щас просто состояние такое, что всех женщин перестрелял бы…

Колченогая тень траурной старушки с проклятиями провальсировала по нахмуренному лбу мужчины.

– И за что Вы всех женщин к стенке? – уточнила я.

– За «динамо»! – зло ответил Локки.

– Что, не дают?

– Мля! Извините за мой французский, слава Аллаху, пока еще дают.

Но…но…сделал вчера девушке приятное: в Б1 был артист, которого она очень любит. Я пригласил. Слова «Спасибо тебе за этот вечер» я из нее не тянул!!! А потом мне сказали, что если хочешь, можешь ехать домой. Я понятен?

– Наверное, девушка оценила свое молодое тело дороже одного концерта. Вот и всё.

– А ты мне можешь сказать, сколько стоит молодое тело!?! – вскричал Локки, разрубив сухопутный узел. – Девушке за сорок, и её тело я все знаю на ощупь! Затрахали все эти игры! Все лучше и лучше чувствую себя в одиночестве… Пугает…

– А я не умею в игры играть. Сразу даю или сразу говорю, что не дам, – сказала я.

– Никогда не задумывалась, почему женщина дает? Мне кажется, ты не та женщина, которая дает.

– Надеюсь. Почему женщина дает – не знаю. Для мужчины секс – цель, а для женщины – средство.

– Эх, женщины… – вздохнул Локки. – Смотри, какую странную вещь скажу: нет у меня такой цели. Хотя, на всякий случай, очень этот процесс люблю. Только сейчас больше люблю просыпаться, чем засыпать. А найти человека, которого приятно разбудить запахом кофе все сложнее…

Он помешал в чашке невидимый сахар, которого не клал.

– Хочешь, я расскажу о тебе всё?

– Всё? Попробуй.

– Скажи, какую музыку ты слушаешь, а я скажу всё остальное!

– Люблю джаз, какие-то убойные шаманские ритмы, что-то из классики, да просто хорошую музыку.

– Конечно джаз! – обрадованно махнул Локки вязаной косой на рукаве, и ткнул кнопку музыкального центра. – Слушай! Девушка из Ипанемы! Girl from Ipanema.

Зазвучала музыка.

Невинный девичий голос со школьным эротизмом исполнял популярную песенку под ритмичное бултыхание кружки с океанскими ракушками, хриплое выдвигание труб и ползающий по гитарной струне палец.

– Нравится? – спросил Локки.

– Да. Кто это?

– Jazzamor. Дуэт. Роланд Грош и Беттина Мишке. Он звукорежиссёр, она певица. Сумасшедшие! Они недавно были в клубе «16 тонн». Будут еще – сходи! Рекомендую. Супер!

– Одна не пойду.

– А почему одна?

– Потому что в койку со мной идти есть желающие, а на джаз нету.

Локки округлил глаза с еще танцующей в голубизне ракушкой зрачка.

– Где ты таких находишь? Пойдёшь со мной? Койка не нужна. По крайней мере, пока, – улыбнулся он.

– Пойду.

– Вот еще они, слушай! Five Times.Dedicate То Elmar.

Здесь девушка уже закончила школу, сохранив, однако, трогательную пронзительность в голосе и научившись подчитывать реп в припеве. А звукорежиссер привлек инструмент, имитирующий кваканье лягушки.

– Супер, да? – воскликнул Локки.

– Да.

– Тебе правда понравилось? Ща буду склонять в койку! Шучу!

– Смешно… – вздохнула я, посмотрев в окно, где в складках тюля в ожидании застыл дневной свет. В ожидании чего?

– Не обижайся… – эхом вздохнул Локки. – Я полгода уже живу один. Устал. Рад, что ты пришла ко мне. Мало кто из женщин согласился бы. Кстати, почему ты согласилась?

– От тебя тепло идет, а скоро зима, – ответила я, глядя в окно.

– И как ты от меня тепло учувствовала?

– У меня теплоприемник мощный, в Таганроге делают, рекомендую.

– Смешная ты, – улыбнулся Локки. – А хочешь, театральную сценку покажу?

Я когда-то выступал с такими.

– Когда носил бархатный пиджак и брошку?

Локки засмеялся.

– Еще раньше…

Он вышел на середину комнаты, зацепив ногой обиженно выпяченную губу комода «ччерт!», и сразу превратился в актера, выступающего в провинциальном клубе. Загар времени не сравнял след от сбитых с его фасада старых букв, а новых еще не налепили. «Нет маленьких ролей, есть маленькие артисты!» – написалось на Локкином лице и он одухотворённо начал:

– Ленка? Ой, а Лену можно? Ленка? Привет! Это я! Лен, в окно выглядывала? Здорово, да? Айда снежинки языком ловить! Не шучу. Знаешь, как здорово! Они тают, холодненькие… Все, понял: не хочешь. А полетели снег с елок сбивать? Подбегаешь к дереву, стук по нему, все падает, а нужно успеть убе… Хорошо, хорошо, Ленка. Не нравится, я понял. Так, может, санки? У меня есть в подвале. И горка в двух шагах. Хорошая горка. Уже раскатанная. Там сейчас… Что? Почему глупости? Так ведь и здорово, что мы немаленькие!

Представляешь, мелюзга копошится, а мы… Да… Да… Глупости. Конечно. Просто сижу один и подумалось, вдруг ты… Да, Ленка, а давай в парк сходим! Там еще елку не убрали. Говорят, Дед Мороз ходит. Дискотека прямо на улице… Ясно. Да, нет настроения. Так может… Что? Как всегда? Ленка, опять, как всегда? Что? Да нет, я рад, рад. Приходи, конечно.

Не выдумывай, Лен, я рад. Жду, конечно… Все приготовлю… Хорошо… постараюсь… И я тебя люблю. Слышь, Лен, а после секса прогуляемся…?

Артист с достоинством поклонился. Я зааплодировала. Он сошёл «со сцены», готовой к поклонам походкой с блуждающей в тумане успеха улыбкой.

– Здорово ты читал! Жалко дядьку. Вот я б везде пошла. После секса, – прокомментировала я.

Он улыбнулся чуть снисходительно:

– С тобой приятно разговаривать. Все просто и откровенно…

– С тобой тоже.

– А ты часто слушаешь джаз и музыку вообще? – театрально закинул он ногу на ногу.

– Да нет, не часто. Это же вкусненькое, часто нельзя.

– Мадам, есть еще много вкусненького! А это ежедневное! Скажи мне, а что для тебя тогда ежедневное?

– Для меня – чтение. А хорошая музыка – это праздник!

– Праздник. Да… Музыка! Я этим живу!!! Это мое! Это замена сексу!

– Я понимаю, о чём ты. Много раз чувствовала, что вот только руку положить и кончу…

– Ммм, какие слова, – простонал Локки. – Вот послушай ещё….

Зазвучал виртуозный саксофон. Вязаный из замшевых струй, одинокий, заблудившийся…

– Кто это?

– Нравится?!

– Очень…

– Это Stan Getz. Абсолютный гений. Из семьи еврейских эмигрантов. Стенли Гаецкий – по рождению.

– Класс…

– Это радость в жизни, музыка! Слушать могу бесконечно, не надоедает, похоже на воздух, не замечаешь, как дышишь, хорошо и всё…

Локки, прикрыв глаза, покачивал русой головой в такт мелодии до последнего выдоха саксофона.

– А что слушаешь ты? – спросил он.

– А вот, послушай мое удовольствие. И скажи, разве это не та же музыка?