Роузи Кукла - Жизнь с двух сторон

Но так ведь не может продолжаться вечность! Еще бы, молодой и талантливый, обласканный вниманием и бесплодными приставаниями женщин … Она это понимала и, ревнуя, вдруг сама не заметила, как влюбилась! Влюбилась отчаянно, словно в последний раз!

Теперь она уже не могла без того, чтобы не слышать его игру или голос, которые ее просто пронизывали насквозь, заставляя трепетать всю ее женскую суть, словно восемнадцатилетней девочки. И она трепетала, стараясь не подавать вида и повода. Но так ей только казалось. Потому что влюбленную женщину видят и различают по ее счастливым и радостно открытым глазам!

Она и не знала, что вокруг это уже заметили и судачили о том, что их грозная директриса, которая их за руку. Что она, словно маленькая девочка, за пацаном, и чуть ли не задрав юбочку. А юбочку, это от того, что она стала тщательно выбирать прическу, одеваться изыскано и, красуясь в коротенькой мини, маячить перед ним.

Одни работницы злорадствовали, другие умницы. Они тут же поняли, что пока Элен увивается, то ничего уже не замечает. Потому принялись с удвоенной энергией за правое и непобедимое дело работниц любого общепита — откладывать, и при первой же возможности тащить. И таскали, обкрадывая и обвешивая, конечно же, и обсчитывая!

Ревизия и недостача, как снег на голову! Тридцать тысяч! Не наших тысяч, а тех, когда Жигули стоили чуть более пяти тысяч. Вот так!

И всем завистникам показалось, что дни Элен сочтены.

Первый это заметил Борька. Они репетировали, а Элен не было! Потом он не видел ее весь вечер, и уже заканчивая, отбиваясь от настойчивых приглашений женщин, он вышел и встал там, где всегда она его подхватывала и подвозила. Он стоял и ждал! Он же не знал, что она тоже ждала. Она заперлась в кабинете и, приняв угрожающую здоровью дозу, ждала результатов. Она решила таким образом избежать неизбежного позора.

— Вы Элен не видели? — Спрашивал Борька у выходящих работниц ресторана.

Которые не ожидали его появления и тут же просто падали, имитируя усталость, садились на лавочку, придерживая руками пузатые и забитые до отказа неподъемные сумочки.

А так как он стоял и ждал, а время–то шло, то наконец одна из умненьких ему, догадавшись таким способом спровадить его с глаз долой:

— Да Элен еще и не выходила. В кабинете она просидела весь день!

— Спасибо девочки! — И он исчез за дверью служебного входа.

— Ну, слава богу, пронесло! А то, гад, приперся! Зачесалось ему, еб…. — Грязно выругалась одна из умниц.

— Элен, открой! — Кричал он перед дверью.

А потом стал стучать, сначала не сильно, а потом ударять со всей силы. Элен уже засыпая и плохо соображая, сползла с дивана и, шатаясь, без туфель, автоматически по привычке пошла на стук.

Защелка не поддавалась. Тогда она, повернулась, и небрежно махнув рукой, хотела уже улечься спать, как тут до нее донесся его голос, такой будоражащий ее всегда.

— Элен, Элен открой дорогая! Это я, Борюсик!

— Борюсик? — Хотела ответить, но уже захваченная наркотическим действием лекарств только прошептала.

— Зачем ты?

Встрепенулась! Он! За мной! Он! И из последних сил, осаждаясь мешком под дверью, падая, крутанула защелку.

Потом говорили, что она так специально поступила. Мол, она хотела уйти от ответственности и не думала травиться, а только, чтобы припугнуть начальство. Но так только болтали втихаря. А на самом деле?

На самом деле ее спас Борюсик. Просто менестрель в ее жизни и нечего большего…

Однако вернемся к нашей Наташке, уже пришедшей в себя. И узнаем, что за мелодии прозвучали на ее умелых, но увядающих губах…

— М…м…м! — Наконец–то услышал Анатолий от своей… Хм! От кого от своей?

Невероятно! Непостижимо! Как он посмел? А как же врачебная этика? Как же его намерения нести добро и исцеление людям?

Ну, положим, он и несет.… Ну да, а иначе бы он не посмел и даже близко, как говориться, на пушечный выстрел к ней! Самое удивительное было в том, что скажи ему кто, еще несколько дней назад, что он со своей пациенткой будет.… Да он бы, да как бы того послал!

И вот! Он стоял в ординаторской, торопливо заправляя одежду, и смотрел в окно, а она все так и лежала, и только ее лицо было обращено в его сторону и она ему, в его широкую спину:

— Ты чего, Толик? Все хорошо.…По крайней мере, мне так, а тебе?

Он повернулся к ней и, извиняясь, вдруг припал на колени перед ней, лежащей беспомощно, схватил тонкую и слабую руку и стал ее целовать, со словами:

— Прости, прости меня. Я не должен был, я не хотел…

— Не хотел?

— Нет, Наташка, я хотел…..

— Ну, вот видишь, я так и чувствовала, а ты говоришь, не хотел…Мне это, твое желание, самое лучшее для меня сейчас лекарство!

— Да?

— А ты, что думал, что я…

— Нет, нет и не говори даже! Ты замечательная, ты такая сексуальная…

— Правда? Послушайте, милый доктор, хоть ты и проказник, и клятвы отступник от Гиппократа, но слышать такое приятно! Ты правда так считаешь? Я способна еще привлекать к себе… — Сделала паузу, а потом добавила, поглаживая его руку сама. — Такого молодого и красивого доктора…

— Да, Наташка, да! — И стал снова нежно целовать ее руки, потом поднимаясь к лицу, потом уже лицо и, наконец, задохнувшись от желания, сначала нежно, а потом с силой, до боли и крепко прижавшись в поцелуе к ее такому красивому и неповторимому ротику, забылся, причинив боль…

— Все, все! — Через секунды запротестовала Наташка, насмешливо отталкивая. — Задушишь свою пациентку! Ты Отелло белолицый, но варвар! Ну, какой же ты, Анатолий, все–таки варвар! На губах, после твоих поцелуев так и станутся синяки! Я же тебя просила!

— Просила, просила, прости, я не хотел, сейчас мы чем–то их смажем…Что? Что ты так на меня смотришь? Нет, Наташка! Ты что? Нет, ну что ты со мной делаешь…

И пока она…он уже стоял перед ней со спущенными брюками, отвернув на сторону голову, корил себя за это…

Нет! Такого он никогда еще в своей жизни и ни с кем! Она ему так, что он…

— Я сейчас! Я уже! Ната..а..а..шка! А..а..а!!!

В дверь ординаторской стукнули, а потом старая и опытная нянечка Никитична, настороженно спросила из–за двери:

— У вас все хорошо? Доктор?

— Все! Все.… Все хорошо, Никитична!

А Наташка, отодвинув голову, с закрытым ртом, беззвучно смеялась, показывая рукой, что ей надо куда–то сплюнуть и освободить место прелюбодеяния для обычного применения этого органа в своей обычной жизни…

— Ну что? — Спросила участливо соседка по палате. — Как доктор?

Имея в виду, что он сказал о ее нынешнем состоянии, а она, распахивая больничный халат, чтобы лечь в койку, ответила неосторожно, все еще разгоряченная

— Замечательно! Замечательный доктор!