Кристен Эшли - Для тебя

Я кивнула в сторону барной стойки, которая отделяла кухню от столовой. На ней, возможно облитый кофе, лежал список, который я составляла большую часть утра.

— Передай этот список Алеку, он его просил.

С этими словами я вышла. Я должна была сделать это. Я отправилась паковать вещи.

— А ты наглая, — сказала мне в ухо Ли-Энн, мать Пита.

— Ли-Энн...

— Я не дам тебе его номер, сучка.

— Это важно.

— Не настолько.

— Кое-кто умер.

Ли-Энн замолчала, и я подняла глаза на Мимс и Джесси, которые вместе со мной впихнулись в кабинет Мимс в задней части кофейни. Обе наблюдали за мной, обе выглядели злыми и встревоженными, обе знали, чего мне это стоило, и обе были готовы принять удар на себя.

— Её зовут Энджи. Вчера вечером нашлись улики, которые говорят о том, что её убили из-за того, что произошло между нами. Есть вероятность, что любой человек, который... — Господи, как это сказать? Ли-Энн была стервой, худшей свекровью в истории, но всё-таки хорошее воспитание не позволяло мне сказать это напрямую. — В общем, любой, кто со мной не ладил, может оказаться в опасности.

— Ты отрава, — злобно сказала Ли-Энн, — всегда была такой.

Я этого не понимала. Даже от Ли-Энн. Она была стервой, но она видела меня в больнице и знала, что её сын сделал со мной.

Она знала, что это не я избила Пита. Это не я вернулась домой той грёбаной ужасной ночью и распустила руки сильнее, чем раньше. Раньше Пит мог свалить всё на то, что слишком много выпил, или на наши, как он называл, «страстные, но взрывоопасные отношения» (я считала, что в них было мало первого и слишком много второго). Это не я пыталась его изнасиловать. Это не ему пришлось отбиваться, одурев от страха, и проиграть.

Лишь чудом мне далось сбежать и доехать до дома Морри.

Я просто приехала в то время, когда там был Алек. Избитая, вся в крови, в разорванной одежде, я едва держалась на ногах. Чудо, что я вообще доехала до Морри. Алеку хватило одного взгляда, чтобы повернуться к Морри и сказать: «Позаботься о ней. А я позабочусь о нём». Это из-за меня Алек поехал прямо ко мне домой и избил моего мужа почти до смерти.

— Пожалуйста, Ли-Энн, дайте мне его номер, — сказала я.

— Мой мальчик до сих пор плохо видит левым глазом, — противилась она.

Не сомневаюсь. Алек сильно его избил. Помимо прочего вызвав и отслоение сетчатки.

Не скажу, что Пит этого не заслужил. Он сильно меня избил. Мы оба лежали в больнице в одно и то же время. И меня выписали раньше.

Пит вышел из больницы и уехал из города. Он не стал выдвигать обвинения. Скорее всего, благодаря Морри, папе и остальным жителям города, которые просто не оставили ему выбора.

Не скажу, что я сожалела.

Я сожалела. Сильно сожалела. Так сильно, что это сожаление пропитало мою душу. Но я жалела не Пита Холлистера.

У меня было много времени, чтобы оглянуться назад. Пит всегда был козлом. Но он был красавчиком. Не таким красивым, как Алек, но, потеряв Алека, я согласилась на Пита. И мне был нужен кто-то. Кто-то, кто заполнил бы дыру, оставшуюся после Алека. Нет, это была не дыра. Это была рана. Я не могла её залечить, поэтому мне был нужен кто-то, чтобы притупить боль. Или помочь мне не думать о ней. Пит это сделал, он хорошо постарался. Он причинил мне свою порцию боли и очень преуспел в этом начинании.

Я сожалела о том, что Алек покалечил Пита, и я знала, что он возненавидит себя за это вместо того, чтобы возненавидеть меня. И я сожалела, что поставила его в такое положение. Это всё, что у него осталось: они с Морри присматривали за мной так давно, что не знали, как может быть иначе, даже если отношения между мной и Алеком изменились. И я сожалела, что он увидел меня такой, избитой, не его Фебрари, той, которая никогда снова не станет его Фебрари. Она ушла, так же, как, по его словам, ушёл Алек, которым он был когда-то. Пит выбил её из меня. Я отзывалась на своё имя, но я больше не знала, кто такая Фебрари. Я потратила почти двадцать лет, пытаясь это понять, но так и не смогла. Единственное, что я знала: это не та девушка, которой я была когда-то.

— Ли-Энн, если вы не хотите давать мне его телефон, пожалуйста, просто позвоните ему и предупредите...

— Я позвоню. Я скажу ему, что сучка вернулась и ему нужно приготовиться. День, когда он тебя встретил, был чёрным днем.

И я услышала, как она повесила трубку.

Я захлопнула свой мобильный и сжала его в пальцах.

— Что ж, дело сделано, — сказала я Джесси и Мимс.

Меня трясло. Я уже забыла, как сильно ненавижу Ли-Энн. Я всегда была сосредоточена на том, как сильно ненавижу Пита, что забывала ненавидеть его мать. Но сейчас я вспомнила.

Я знала, что такое ненависть, даже в детстве, потому что я всегда ненавидела родителей Алека.

Даже будучи ребенком, до того, как поняла значение этого слова, до того, как всё случилось между нами, я ненавидела выражение лица Алека, когда раздавался звонок и его мама велела моей маме отвести его домой (в те разы, когда она вообще вспоминала о том, что он существует). Или когда его отец заходил, чтобы забрать его.

Потом, когда я стала старше и где-то в глубине души поняла, что он мой, я возненавидела их ещё больше, когда у него портилось настроение из-за них. Потому что в городе болтали об их безумных выходках, например, когда его мать пьяная пошла в магазин спиртного и упала на витрину, уронив на пол кучу бутылок с ромом, и полиции пришлось забрать её в участок. Или когда его отец, напившись, пришёл на игру и стоял на трибунах другой команды, по очереди то нахваливая Алека, то оскорбляя чужих игроков, пока на него не набросились, и нашим мужчинам, тренерам и даже некоторым игрокам, включая Алека, пришлось вытаскивать его из драки.

Но эта ненависть угасла после той ночи, когда полиция забрала его отца, а работники социальной службы сказали его матери, что Алек больше не вернётся, и папа с Морри перевезли вещи Алека в комнату Морри. Потому что после той ночи Алек был в безопасности, он излечился, он наконец был дома, и мне больше не нужно было ненавидеть.

И на какое-то время, на те годы, что Алек был моим, я забыла, что значит ненавидеть.

Счастливое время.

— Феб... — начала Мимс.

Я встала:

— Мне нужно в бар.

— Никто не станет возражать, если ты передохнёшь пару дней, — сказала Джесси.

— Я стану скрываться, когда в городе узнают, что любой, кто когда-нибудь странно смотрел на меня, может стать следующим окровавленным трупом в подворотне.

Джесси и Мимс переглянулись и вдвоём уставились на меня.

— Никто не станет обвинять тебя в этом, Феб, — сказала мне Мимс.

— Конечно, — ответила я.

— Феб, все в какой-то степени поймут, что ты сейчас чувствуешь, — сказала Джесси.

— Возможно, когда Алек поймает этого типа и страх померкнет. Но до тех пор... — не закончила я.