Анна Данилова - Тарантелла, или Танцы с пауками. Поцелуй тарантула и закрой глаза…

– Оля, мы уединимся в лаборатории, если ты не возражаешь… – и он, взяв за руку Наталию, потянул за собой в прихожую. Так, возле вешалки была дверь, открыв которую они оказались в холодном, застекленном, как веранда, коридоре, пройдя который, зашли в длинную узкую лабораторию, заставленную металлическими столами, на которых стояли химические склянки, колбы, банки с заспиртованными лягушками и тритонами, червями, змеями и крысами… Здесь было отосительно тепло, но как-то жутковато.

– Вот здесь я отдыхаю душой и телом…

Наталия подошла к окну, пытаясь сорентироваться, куда же они выходят и, к своему удивлению, увидела больничный сад, который располагался сразу же за садом Ошерова. Больше того, дверь, противоположная той, в которую они только что вошли, вела к тропинке, упирающейся прямо в крыльцо больницы.

– Как же удобно ты устроился… Раз – и уже на работе…

А вон тот высокий забор, это что, тоже больница?

– Нет, это ферма…

– А слева, значит, дом Постновых?

– А ты откуда знаешь?

– Я вообще уже многое чего знаю. Например, что вы с женой были частыми гостями у Ванеевых…

– Да, это так… Оля до сих пор не может в себя придти

после ее смерти…

– У тебя вчера утром была целая делегация из наших правоохранительных органов… Что нового? Ты мне расскажешь?

– Конечно. Изъяли при понятых нож, которым была убита Люба, расспрашивали меня обо всем… Затем привезли Курочкина, и я помогал ему при вскрытии…

– Значит, ничего особенного?

– Ну, если нож в сердце, это для тебя ничего особенного, тогда… – он развел руками. – Да что ты все о трупах… Я никак не могу забыть того, чем мы занимались с тобой… Ты сможешь придти ко мне завтра утром? У меня вроде бы командировка в райцентр, но я вернусь очень рано… Часов в одиннадцать буду тебя уже ждать…

– У тебя была вчера Люся Романова?

– Да, она просила посмотреть ей горло. Неужели она

заболела? Она больше всего на свете боится заболеть гриппом…

– Похоже, она уже заболела… Чувствует себя неважно…

– Ты только затем и пришла, чтобы поговорить со мной о Людмиле?

– Нет, я пришла поговорить с тобой совсем о другом… Ты же станешь отрицать, что у Прудниковой и Ванеевой были стертые пятки… Я бы хотела знать происхождение этих странных синяков, ссадин и трещин… Вот ты врач, объясни мне, откуда они взялись?

– Да, я тоже заметил это… Такие случаи наблюдались в моей практике при изнасиловании… Женщина, которую насилуют, упирается ногами в землю, во что угодно, чтобы только найти точку опоры и сбросить с себя насильника… Больше объяснить эти стертые ступни, как ты говоришь, я никак не могу…

– А что, если они перед смертью танцевали…

– Что-о-о? – Ошеров даже привстал со стула, на котором сидел, и снял с себя очки, протер глаза и присвистнул: – Вот это фантазия… Где, с кем и вообще, с какой стати они бы танцевали? Особенно Лариса Ванеева… Это пришло тебе в голову только из-за того, что она – бывшая балерина?

– Да нет… Просто она была одета в танцеваьный костюм… Итальянский.

– Вот даже как? Ты имеешь в виду красную юбку и белую блузку? Но ведь то, что Ванеев ее в этой одежде никогда не видел, еще не свидетельствует о том, что у нее ее не было… Она могла заказать ее где угодно… Да любой портнихе из Вязовке…

– Может, оно и так, да только красная ткань, из которой сшита, к примеру, юбка, не продается ни в одном из магазинов не только Вязовки, но и в радиусе пятисот километров от города… Что ты на это скажешь?

– Но откуда ты все это знаешь?

– Знаю. У меня есть приятельница- переводчица с итальянского… Она видела танцевальную группу из двенадцати молоденьких итальянок, которые приезжали на юбилей нашего города, которые танцевали именно в этих костюмах… Я только что приехала из города, чтобы ты знал…

– А зачем тебе все это?

– Говорю же, я – писательница. А потому любопытная

донельзя. Тебя это раздражает?

– Нет, напротив, меня это восхищает… Так, может, ты и напишешь об этом?

– Нет, скучная тема: деревня, какие-то убийства, красные юбки… Читатели любят читать о городских чистеньких шлюхах, разъезжающих в мерсах и кадиллаках в норковых манто и с пистолетиками в сумочках из змеиной кожи… Да чтоб непременно были связаны с мафией, можно даже с сицилийской… А ты говоришь: «напишешь об ЭТОМ»… О чем? И вообще я завтра уезжаю. Ну вот, собственно, и все… Мне пора…

– Но ведь ты же зачем-то пришла ко мне?

– Да, конечно… Я просто хотела посмотреть, как живет сельский доктор…

– Ну и как, понравилось?

– Да. Неплохо тебе здесь живется… Только непонятно, откуда такой достаток? Ты берешь деньги со своих пациентов?

– Нет… Просто я многое здесь совмещаю… Да, практически, всех… Я поставил условие перед администрацией Вязовки, что останусь лишь в том случае, если мне позволят не только работать за хирурга, гинеколога, зубного врача и прочих, но и получать за них за всех деньги… Но я же их лечу, поэтому они и пошли мне навстречу… Они же не идиоты совсем, понимают, что добровольно в эту дыру все равно никто не приедет, а насильно их никто не заставит сюда приехать…

Вот и все объяснение. Кроме того, если мне потребуется лес или кирпич, песок или щебень, стекло или я не знаю, что – мои пациенты всегда сделают для меня все, чтобы я только не попросил…

– Резонно. Я бы тоже написала про тебя отдельную книжку, если бы ты меня лечил… Ну все, мне пора… проводи меня до калитки, а дальше я доберусь сама…

Ошеров хотел ее поцеловать, но она отстранилась. Глядя на этого доктора, такого преуспевающего и умного, который, несмотря ни на что, сотворил свой собственный мир в большом мире хаоса, она поняла, что недооценила его в тот день, когда позволила вести себя с ним так легкомысленно…

– Если честно, то мне бы не хотелось, чтбы ты вспоминал меня такой, какой видел там, в больнице, на кушетке… Не знаю, что на меня тогда нашло…

– Это все объяснимо: шел снег, в больнице никого не было, в кабинете, где стояла кушетка оказались двое: мужчина и женщина. Не бери в голову, такое иногда бывает… Так ты действительно уезжаешь?

– Да, завтра, наверно. С вашими убийствами и так все ясно: Любу зарезал Аржанухин, а Ларису занесло на ферму какое-то сексуальное приключение, свидание… Просто у нее оказалось слабое сердце… Видишь, как все просто…

– Может, ты и права… Но я не обещаю тебе, что не буду вспоминать тебя такой, какой хотел бы видеть каждый день: страстной, неуправляемой и умной во всем, что касается чувственности… Это тоже дар…

Она вышла от Ошеровых с чувством выполненного долга. Доктор так ничего и не понял.

– Я знаю, кто убил этих женщин, и Ларису, и Любу, – сказала с порога Наталия, отряхиваясь от снега и радуясь тому, что она, наконец, в тепле, где есть возможность поужинать в компании приятных ей людей.