Анна Данилова - Тарантелла, или Танцы с пауками. Поцелуй тарантула и закрой глаза…

– А теперь подлечи мое горлышко… Пока я к тебе, ой, вернее, к ВАМ бежала по снегу, простыла… Где тут ваша дурацкая трубка, доктор, чтобы я в нее подула… Вернее, подышала…

Ошеров, разомлевший, повел ее в соседнюю комнату, «процедурную», где стоял прибор для прогревания горла.

Теплый воздух щекотал горло… Наталия, обхватив губами прибор, сначала несколько минут молчала, а потом, отстранившись от аппарата, облизала пересохшие губы и расхохоталась:

– По-моему, это очень эротичный прибор… Тебе он ничего не напоминает?

И вдруг она услышала музыку.

И ноги ее начали выбивать чечетку… Она скакала с широко раскрытыми безумными глазами по процедурной, уперев руки в бока, и приплясывала, как сумасшедшая…

Ошеров сидел напротив нее на высоком белом стуле, бледный и мастурбировал. Он закрыл глаза и открыл их, когда услышал:

– Вот так ты, скотина, – Наталия продолжала прыгать и извиваться всем телом, – издевался над Ларисой и Любой, а потом и над Люсей… Ну как, тебе хорошо? И столько смертей только лишь ради того, чтобы удовлетворить твой отросток? Не слишком ли дорогое удовольствие? А теперь останови меня! – закричала она, – немедленно! Только ты знаешь, как это можно сделать… Ну же!

Но он и не пошевелился… Он смотрел, как она пляшет и знал, что еще немного и наступит конец, пик его наслаждения был уже близок… Музыка звучала все громче и громче… Но не собирался останавливать эту красивую и сексуальную женщину, которая скакала перед ним в развевающейся красной юбке, которая красным пламенем бушевала в его воспаленном мозгу… Он останвил только одну женщину, и она осталась жива… Но она оказалась слишком умна, чтобы ей оставаться и дальше в живых… Поэтому она сейчас тоже пляшет, пляшет свой последний танец в жизни… А дети спят и ничего не слышат. Ольга просто затанцуется до смерти и умрет от разрыва сердца, как Лариса и Люся – две милые и красивые женщины, которые бы никогда не отдались ему добровольно… Но вот подлечли горлышко и сразу захотели его, и не только его… Женщина в таком состоянии способна удовлетворить всех вязовских мужиков… А вот Люба оказалась крепче, здоровее других… Она все поняла и начала его оскорблять… И хотя она ушла от него, находясь в глубоком трансе, она могла утром, прийдя в себя, все рассказать Аржанухину… Поэтому пришлось бежать за ней огородами, чтобы перехватить ее у крыльца, втолкнуть в дом и зарезать ее же собственным кухонным ножом… А Аржанухина, залезшего в дом, как вор, пришлось ударить по голове пепельницей…

Наталия истошно кричала, умоляя его остановить ее… И ее крики, тот пот, который струился по ее лицу и груди, и ее разметавшиеся волосы и непристойные скачущие движения, мельканье красных оборок и голых бедер – все это привело, наконец, к его оргазму…

Приведя в порядок брюки, он посидел еще некоторое время на стуле, расслабленный и счастливый, пока не обнаружил, что стало необыкновенно тихо.

Музыка уже на звучала. Хотя кассета расчитаа на большее время…

Он открыл глаза и увидел Наталию, сидевшую в шубе за столом и курившую сигарету.

С кончика ее носа свисала капелька пота. Волосы, влажные и тяжелые вились по груди.

Медленным движением она потушила сигарету, сняла пластмассовую трубку с прибора, при помощи которого четверть часа назад «лечила» горло и достала с самого дна круглую жестянку из-под монпансье. В ней лежало несколько карамелек. Яд, помещенный в аппарат, который должен был распылять его и через поток воздуха всасываться в кровь, был надежно спрятан, а вместо него лежали безобидные леденцы.

Наталия так же неспеша прошла в кабинет, принесла свю сумку и достала оттуда первый том Ж. А. Фабра «Инстинкт и нравы насекомых», открыла 226 страницу и начала читать слегка охрипшим от волнения и дурацких криков, которые пришлось издвать во время псевдотанца, глосом: «…Однако некоторых надо опасаться, и прежде всего черного паука – мальминьята, которого так боятся корсиканские крестьяне. Я видел, как он растягивал в канавках свою паутину и смело кидался на более крупных, чем сам, насекомых; я любовался костюмом из черного бархата с красными пятнами; о нем в особенности я слышал много рассказов, мало успокоитеьного характера… В окрестностях Аячио и Бонифачио его укус считается очень опасным, иногда даже смертельным. Деревенский джитель утверждает это, а медик не всегда решается отрицать. Итальянцы создали ужасную репутацию тарантулу, укус которого вызывает конвульсии и непроизвольные танцы. Чтобы вылечить от ТАРАНТИЗМА – так называется болезнь от укуса тарантула – надо, говорят, прибегнуть к музыке как к единственному действительному ЛЕКАРСТВУ. Даже есть специальные арии, которые особенно в таких случаях помогают; СУЩЕСТВУЕТ, следовательно, специально медицинская музыка и хореография. А разве нет у итальянцев тарантеллы, живого и скачущего танца, может быть, завещанного терапевтикой калабрийского крестьянина?…»

Как видишь, Ошеров, я все знаю теперь о тарантулах… Ведь именно их ты подкинул своим «дружкам», Сашке и Толику перед самым отъездом из Ялты. И они скакали до тех пор, пока не пришла Фрида, местная колдунья, которая знала единственую АРИЮ, способную остановить этот смертеьный танец… И ты знал одну арию, которой и остановил танец своей жены, когда она еще была просто Олей Завьяловой и которую ты никак не мог уговорить переспать с тобой… А потом ты заманил ее к себе в кабинет и сделал прививку от гриппа, но вместо вакцины впрыснул ей под лопатку яд тарантулов, которые ты привез этим летом с того самого пустыря в Ялте…

Они наверняка хранятся у тебя здесь, под лестницей, в больнице… И тебе, зная о том, что они у тебя есть, стало жить намного легче… Ведь это – какая-никакая – власть над людьми… Ты – урод, Ошеров! Пауков нашла Валя Анохина, твоя медсестра, женщина, которая любила тебя и была твоей любовницей… Ты застал ее в подвале и убил… И наверняка она знала что-нибудь о том, что ты сделал прежде со своей женой, иначе бы не испугалась настолько, что решила вообще уехать из Вязовки… Ты повез ее в лес и хотел там закопать, но тебе помешал Аверьянов с Орешиной… И тогда ты их застрелил… Это ты принес неразбавленного спирту сторожу на молочный склад, чтобы он уснул, а ты мог бы поразвлекаться с Ларисой Ванеевой на ферме… тебя уже не устраивал твой кабинет… тебе захотелось разнобразия… Как ты заманил Ларису на склад?

Ошеров схватился за голову:

– Это я, Я САМ назначил ей встречу… Она была уже не против встретиться со мной…

– А кто заставлял этих женщин одевать эти идиотские костюмы? Это тоже твоя фантазия?

– Они находились в таком состоянии, что могли сделать для меня все, что угодно…