Картер Ченс - Самый достойный отец (ЛП)

Она была его. Это было все, что она хотела. В этот момент Эль просто желала принадлежать ему. Он был настолько сильным, настороже против всего мира. Он был отвергнут отцом, брошен в детский дом, и при этом вышел из всего этого сильной личностью. Он был чужаком, изгоем, куда бы он ни пошел. Она видела это. То, как он боролся с сыном шерифа и его друзьями. Форестеру никогда бы не пришло в голову подружиться с этими парнями. И это не потому, что они не хотели бы иметь с ним ничего общего. А, в первую очередь, потому, что в глубине сердца Форестер знал, что был аутсайдером. Он знал, там нет для него места.

За исключением места рядом с ней . Он позволил себе расслабиться с Эль. Он показал свою мягкую сторону. Он впустил ее в душу. Только ее. Она была единственной, с кем он подружился в Стоун-Пик. Он перестал пристально смотреть на других. На самом деле, он был совершенно холодным и враждебным ко всем остальным. Но с ней с того момента, когда увидел ее, он был необычайно нежен.

И это дало ей такое чувство любви, такой прилив желания, что она взяла его член в рот и постаралась заглотить его, как можно дальше так, пока могла дышать. Она играла с ним и ей это понравилось. Эль смаковала его каждое мгновение. С Грисом она проделывала это, но только потому, что от нее этого ожидали. Она притворялась, что ей это нравится, но всегда доводила дело до конца, как можно быстрее. Здесь же все было наоборот. Ей нравилась ощущать его во рту, играть с ним, поигрывая им, притрагиваться им к лицу. Она хотела больше. Гораздо больше.

Когда, наконец, она почувствовала первую судорогу его оргазма, она опечалилась, что уже скоро ее игра завершится. Она опустила свой рот на его головку, и первая струя спермы хлынула ей на язык. Она проглотила его семя, и тут же последовала вторая волна. Форестер застонал. Эль хотела его всего до последней капли. До настоящего момента ей никогда не нравилась делать это. Сейчас она просто хотела убедиться, что не потеряла ни единой его капли. Она проглотила то, что он давал ей, а потом, высосав его еще немного, убедилась, что получила все.

—Боже мой, —выдохнул Форестер, когда закончил.

Сейчас Эль чувствовала к нему большую любовь, чем когда либо. Он потянул ее к своим губам и страстно поцеловал. Потом Форестер просто держал ее. Он держал ее так крепко в своих объятиях, что это придавало уверенность в его любви.

Она натянула на них обоих одеяло, и они провалились в глубокий и насыщенный сон.

КОГДА ФОРРЕСТЕР ПРОСНУЛСЯ следующим утром, его тело ныло так, словно он попал под поезд. Раны от побоев, которые он получил в тюрьме, заживали, но пройдет еще какое-то время, пока силы полностью вернутся к нему. Эль уже не спала и сидела у окна, держа дневник в руках. Она не заметила, что он проснулся.

Форестер смотрел на нее. Он никогда не видел ничего столь прекрасного в своей жизни. Она сидела в лучах солнца, жаркий огонь горел в очаге у ее ног. Чашка кофе дымилась в ее руке, и запах от него распространился по всей комнате. Ее лицо было спокойным и безмятежным. Эль была так прекрасна, что это почти заставило его прослезиться. Он никогда не испытывал такого прежде. Это было совершенно новое ощущение.

У Форестера было много женщин, гораздо больше, чем у большинства мужчин, но он никогда не был влюблен. Он даже никогда не был близок к понятию «любовь». Для него это все же было чем-то реальным, и он знал, что любовь сидит в глубине его сердца и души.

Он посмотрел на ее живот и задался вопросом, удалось ли ей зачать. Они много любили друг друга без защиты.

Она уже беременна?

Она уже стала матерью его ребенка?

Он понимал, что это возможно, и думал, что это именно та вещь, которая может заставить его любить ее еще сильнее. У него перехватило дыхание от этой мысли. Она уже может быть матерью его ребенка. Форестер просто не мог привести мысли в порядок. Это заставило его сердце стучать, как у скачущей лошади.

Он представил себе, как она держит малыша у своей груди, заботится о нем, кормит его. Его член мгновенно напрягся.

—Иди сюда, —сказал он.

Эль вздрогнула. Она не заметила, что он проснулся. Она взглянула на него, и он сбросил с себя одеяло, обнажая эрегированный член, который стоял, как мачта корабля.

—Форестер, —выдохнула она.

—Иди сюда, —повторил он.

Она робко подошла к нему. Он кивнул на свой эрегированный член.

—Подойди и сядь на него.

—Что?

Он ничего не мог с собой поделать. Его животный инстинкт взял вверх над ним. Он схватил ее за руку и притянул к себе. Потом грубо, чему даже сам удивился, плюнул себе на руку и растер слюну по члену. Форестер потянул ее вниз, чтобы она села на него. Эль опустилась на него, словно ее тело было создано исключительно для выполнения этой задачи. Он толкнулся вверх в нее, она застонала и выгнула спину. Он схватил ее за бедра и снова дернулся вверх, толкаясь в нее вновь и вновь. Он вонзился в нее так сильно, что она едва не слетела с него. Ей пришлось вернуть его в себя, и вцепиться в его бедра, чтобы удержаться. Он толкался вверх все более и более мощно, словно бык на родео. Прошло немного времени, прежде чем они оба застонали, задыхаясь от удовольствия. А затем, так же быстро как начали, они оба кончили.

Форестер достиг кульминации бурно, удовольствие и извержение семени переполнили его, выливаясь в восхитительную, прелестную киску Эль.

—Я люблю тебя, Эль, —сказал он.

Она посмотрела ему в глаза, и он точно мог сказать, что его слова застали ее врасплох.

—Да, я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем. Люблю тебя за то, кто ты есть.

—А кто я? —спросила она.

Она все еще сидела на нем, словно верхом на лошади, и он посмотрел на ее груди, ее красивое лицо, ее светящиеся волосы.

—Я кое-что увидел в твоем дневнике, —сказал он. —Я не читал его, но он был открыт на странице, где говорилось, что «Пусть лучше ненавидят за то, кто ты есть, чем любят за то, кем ты не являешься» .

—Я написала это, чтобы напоминать самой себе, —заметила Эль.

—Ладно, я хочу, чтобы ты поняла, я знаю, что ты собой представляешь, и именно поэтому тебя люблю. Я люблю тебя за то, кто ты есть.

—Ты знаешь всю историю? —спросила она.

—Я слышал ее всю, Эль. Грис рассказал мне ее.

—Я беспокоилась, что это могло заставить тебя плохо думать обо мне. Или вообще не думать.

—Никогда, —сказал Форестер, качая головой.

—Я подумала, это может заставить тебя дважды подумать, чтобы быть со мной.