Маркиз де Сад - Жюльетта. Том I

— Следовательно, мой повелитель, — улыбнулась я, — нам предстоит поездка в деревню?

— Ты угадала, — ответил он,

— А что со стариком?

— Может быть, подсыпать ему порошок в суп…

— Как хотите, но это будет означать одновременную потерю сразу троих узников, а вы ведь понимаете, что от них зависит жалованье начальника тюрьмы.

— Ну, без работы он не останется. Мы тут же найдем им замену.

— Первым делом мне хотелось бы внести в этот список одну из знакомых Клервиль. Эта тварь вздумала разыгрывать перед нашей подругой недотрогу и отказалась участвовать в ее утехах. Остаются еще две вакансии. Кандидаты у меня уже есть, через неделю я дам вам их имена.

— Я должен оформить необходимые документы, — озабоченно заметил министр. — Впрочем, всему свое время. — Он достал свою записную книжку и написал: «Старый господин; обед, дамы; загородная прогулка». При этом он хитро глянул на меня и улыбнулся. — Ты выезжаешь завтра, Жюльетта. Возьми с собой Клервиль: она прелестна и по части изобретательности не имеет себе равных. Мы чудно проведем время.

— Вам понадобятся мужчины и лесбиянки, сударь?

— Думаю, что нет. Иногда домашние уютные собрания предпочтительнее, чем шумные оргии: чем уже круг лиц, тем больше способствует он размышлениям и вдохновляет на злодейские дела. Кроме того, мы будем чувствовать себя намного свободнее и раскованнее.

— Ну хотя бы двоих женщин для разнообразия?

— Хорошо, двоих немолодых женщин: на этот раз мне почему-то хочется парочку шестидесятилетних. Мне часто говорили, что нет ничего более стимулирующего, нежели естественная дряхлость, так что у нас будет возможность испытать это на деле.

Спустя час я разговаривала с Клервиль.

— У меня есть только одно единственное дополнение, — сказала она, выслушав план министра. — Эти молодые дамы наверняка имеют возлюбленных или, во всяком случае, поклонников; надо разыскать их, взять с собой и использовать на нашем празднике. Такие ситуации, как правило, предполагают богатый выбор самых разных вариантов.

Я поспешила в резиденцию министра рассказать о предложении Клервиль и получила немедленное одобрение; до праздника оставалась неделя, и мы начали азартную охоту за упомянутыми любовниками.

Вероломные уловки, потребовавшиеся для их обнаружения, доставляли большую радость Сен-Фону. Он самолично пришел в Бастилию, приказал поместить девушек в отдельные камеры, вначале допросил одну, затем другую, заставив их трепетать сначала от надежды, потом от страха, и от того и другого вместе; наконец он узнал, что младшая, мадемуазель Фаустина, влюблена в юношу по имени Дормон того же возраста, что и она, а ее сестра, мадемуазель Фелисити, двадцати одного года от роду, отдала свое сердце некоему Дельносу, который был на год-два старше ее и который был известен всему Парижу своей порядочностью. Хватило двух дней, чтобы заключить обоих молодых людей за решетку; против них выдвинули какие-то — уж не помню какие точно — вздорные обвинения, и хотя они были насквозь фальшивы и не рассматривались серьезным образом, этого было достаточно в ту эпоху, когда злоупотребления властью и влиянием свирепствовали настолько, что даже лакеи высокопоставленных лиц могли бросить в темницу кого угодно. Итак, наши жертвы лишь один день провели в Бастилии, и уже на следующий их перевезли в мое загородное поместье, куда накануне были доставлены молодые дамы. Мы с Клервиль встретили гостей и заперли их, но в отдельные комнаты, и хотя находились под одной крышей, они даже не догадывались, что их возлюбленные томятся тут же.

После роскошного грандиозного обеда мы перешли в гостиную, где все уже было приготовлено для предстоящих развлечений. Облаченные в одежды римских матрон, поигрывая связками розог, две свирепого вида шестидесятилетние женщины ожидали наших указаний. Сен-Фон, очарованный великолепным задом Клервиль, пожелал оказать ему почести, прежде чем перейти к делу. Раскинувшись на софе, великая распутница обнажила свои прелести самым бесстыдным и живописным образом, и пока я сосала ей клитор, Сен-Фон наслаждался, глубоко засунув свой язык в ее заднее отверстие.

Вскоре он возбудился и принялся содомировать Клервиль, теперь уже целуя мои ягодицы; в следующую минуту он овладел мною и стал лобзать обольстительный зад моей подруги.

— А теперь за дело, — произнес министр, поднимаясь, — любое промедление будет стоить мне оргазма: я не могу устоять перед такими задницами.

— Послушайте, Сен-Фон, — сказала Клервиль, — у меня к вам две убедительные просьбы. Всем известны ваши способности к жестокости, и я прошу вас использовать их в полной мере, дорогой; это мое первое желание. Второе заключается в том, чтобы вы дали Мне возможность употребить мои способности в этой области: доверьте мне истязать этих молодых людей. Моя главная слабость — пытать мужчин; вы получаете удовольствие, мучая представительниц моего пола, а я обожаю приносить страдания вашим собратьям, и мне кажется, терзая этих прелестных мальчиков, я получу не меньшее наслаждение, а быть может и большее, нежели вы, когда будете медленно убивать их любовниц.

— Вы настоящее чудовище, Клервиль.

— Я знаю, дорогой мой, и меня удручает лишь тот факт, что вы превосходите меня в злодействе.

Сен-Фон объявил о своем желании хорошенько разглядеть каждого из четверых обреченных по очереди, и одна из его престарелых помощниц подвела к нему Дормона, влюбленного в фаустину.

— Милый юноша, — начала Клервиль, — ты стоишь перед своим повелителем и господином, поэтому должен проявить максимальную покорность и предельное чистосердечие в своих ответах; твоя жизнь находится в руках его светлости.

— Увы, — отвечал несчастный, — клянусь, мне нечего сказать, сударыня. Я не имею ни малейшего понятия, чем заслужил арест, и не понимаю, тючему судьба столь жестока ко мне.

— Разве ты не собирался жениться на Фаустине?

— Я желал для себя только одного счастья: сделать ее своей женой.

— Так ты ничего не знал о той ужасной истории, в которую попала ее семья?

— Клянусь, сударыня, мне ничего об этом не известно, но я знал ее семью как приличную и порядочную, да разве может существовать порок в доме, где родилась Фаустина?

— Глядите-ка, — рассмеялась я, — он рассуждает как герой сентиментальных романов.

— Я всегда превыше всего ценил добродетель, сударыня.

— Юношеский задор, — продолжала Клервиль, — приводил к гибели немалое число таких молодых людей как ты. Впрочем, нас интересует не это: цель нашей беседы — сообщить тебе, что Фаустина находится сейчас здесь, в этом доме. Министр благоволит к ней и надеется, что ты уступишь ему свои права, за это она будет прощена, а вместе с ней и ты.