Елена Арсеньева - Год длиною в жизнь

– Знаешь что, Федор, прекрати. – Она глянула исподлобья. – Мы уже все обсуждали. Невозможно, понимаешь?! И не отговаривай меня больше, а то подумаю, что тебе жалко ста долларов.

– Идиотка! – прорычал он. – Ну, иди, черт с тобой. Я приеду через два часа. Здесь встану. Ясно?

– Ясно.

«Волга» отъехала с рычанием, какого Рита никогда не слышала. Понятно: «Волга» тоже ее осуждает.

Рита взошла на крыльцо и обернулась. Из зеленого «Москвича» выбрался молодой человек, открыл капот и исчез под ним по пояс. Да, говорят, русские машины не слишком-то хороши. Уж на что ругают «Рено», «Пежо» и «Ситроены», а «Москвичи» и «Волги», по слухам, еще хуже.

– Ну что? – спросила она сама себя. – Пошли, что ли?

И постучала в дверь – сначала робко, потом посмелей, погромче, потом еще громче. И в то мгновение, когда она испугалась, почему никто не открывает, не перепутал ли чего-нибудь Федор, дверь открылась.

– Ну что? – приподнимаясь, спросил молодой человек, копавшийся в моторе «Москвича». – Вошла она?

– Вошла, – ответил парень, сидевший на месте пассажира и смотревший на крыльцо теремка в зеркало заднего вида. – Что делаем?

– Пока сидим, курим, – сказал водитель. – Дай им там время пообщаться, а главное, дело начать.

– Слушай, а это кто прется? – напрягся пассажир. – Его-то какой черт сюда несет, алкаша несчастного?! Надо его остановить. Все дело испортит!

– Здравствуйте, – проговорила Рита, со света ничего не различая в темном коридорчике. – Могу я видеть Валентину?

– Это я, – проговорил настороженный голос снизу, и, несколько опустив глаза, Рита увидела невысокую, очень ладную женщину с неизбежной шестимесячной завивкой. – Вы от кого?

– От Лаврова.

– О… – протянула Валентина насмешливо. – Ну, давайте. – И протянула руку ладонью вверх.

– Что?

– Деньги вперед, – сказала Валентина. – Вам говорил Лавров, сколько это стоит?

– Да, но он также сказал, что заплатить нужно будет потом, – растерялась Рита.

– Ну, если он так сказал, пусть он и делает, что вам нужно, – пожала плечами Валентина. – Или деньги сразу, или идите к другому врачу.

Ритины глаза уже привыкли к темноте, и она смогла разглядеть выражение лица Валентины. Да… безочарованное такое личико… Чего она, интересно, нагляделась в жизни, что к ее чертам накрепко пристала столь циничная маска?

«Да ничего особенного не нагляделась, – словно бы сказал кто-то в голове Риты, причем голос был такой же циничный, как лицо Валентины. – Разве что слишком часто видела женщин, которые прибегают к ней, чтобы убивать своих детей, а потом убегают блудить дальше!»

Рита стиснула зубы так, что челюсти заломило.

– Ну? – Валентина подняла ладонь повыше, как бы опасаясь, что гостья, которая была гораздо выше ее ростом, не разглядит, куда нужно деньги положить.

– Нет, – сказала Рита, с отвращением глядя в недоброе лицо. – Только после операции, я же сказала. Если вас не устраивают мои условия, я уйду.

Она немало повидала в жизни людей, подобных Валентине. Они ни за что не упустят деньги, идущие к ним в руки!

– Ладно, – буркнула женщина недовольно, – проходите. Белье чистое взяли с собой? У меня тут для вас для всех не припасено!

Рита кивнула, показала свою сумку.

Они прошли темный коридор и оказались в маленькой комнате, где стоял стол, покрытый старой клеенкой в цветочек, а еще – топчан, тоже под клеенкой, но под медицинской, коричневой, неуютной, потрескавшейся и противной даже на взгляд. Такая вот, с позволения сказать, процедурная…

– Раздевайтесь. Вещи вот сюда, – кивнула Валентина на колченогий стул. – И ложитесь. Под зад подложите какое-нибудь полотенце или простынку, что принесли.

Рита только и могла, что беспомощно моргнуть. Она принялась неуверенно расстегивать сумку, а Валентина, буркнув, что вымоет руки, пошла было к двери, но тут раздался стук.

Женщины переглянулись. В глазах у каждой сквозили испуг и недоверие.

– Погодите, не раздевайтесь, – буркнула Валентина. – Посмотрю, что там.

Как будто в дверь могло стучаться какое-то неодушевленное «что»!

«Неужели вернулся Федор? – подумала Рита. – Неужели он снова решил меня отговаривать? Нет, это бессмысленно!»

И у нее закололо сердце оттого, что это бессмысленно.

«Дети, которые рождаются у нас на Земле, приходят отсюда. Каждый ждет своей очереди, – всплыл вдруг в памяти. – Когда отцы и матери желают иметь детей, вон те большие двери, что направо, отворяются – и малыши спускаются на Землю…»

Ну да, Метерлинк. Все та же «Синяя птица».

Рита тряхнула головой, как бы желая вышвырнуть оттуда непрошеные мысли, и прислушалась к странным звукам, доносившимся из коридора. Звуки напоминали шипенье и ворчанье. Постепенно стало понятно, что шипит Валентина: «Да чего ты вдруг приперся? Пошел вон, чтоб я тебя больше не видела! Сию минуту уходи!» – а ворчит какой-то мужчина: «Да ладно, Валька, я ж на минуту! Кого ты гонишь, падла, ты ж мужа родного гонишь! Да кто б ты была, если б не я?»

Шипенье и ворчанье становились громче, начали перемежаться криками, а потом вдруг кто-то громко протопал по коридору – и дверь в «процедурную» распахнулась. Рита увидела плохо одетого мужчину, повисшего на костылях, – и уставилась на него, глазам своим не веря. Это был тот инвалид, который пел про молодого кардинала и его римского папу. С тех пор как Рита слышала сию бессмертную арию, миновало больше двух месяцев, однако столь колоритную личность невозможно было забыть. Как же его звали? Как-то очень смешно. Ага, вспомнила – дядя Мишка.

– Ага, так я и знал, – значительно сказал дядя Мишка, вгрызаясь своими запухшими глазками в Риту. – Левачит Валька почем зря, устраивает тут запретные делишки. А кому ты всем обязана, скажи на милость? Когда тебя с работы погнали, кто пригрел, обучил ремеслу? Кто тебе всю клиентуру передал? Ты шикуешь, все комнаты барахлом забиты, в Москве по комиссионкам шуруешь, а родной муж живет впроголодь. Хоть бы пенсион мне какой назначила со своих доходов!

В это самое мгновение «Волга» Федора Лаврова спустилась по Краснофлотской и Добролюбова к развилке Егорьевского съезда и поднялась к площади Минина.

«Нет, – подумал Федор. – Домой я не поеду. Два часа там сидеть и думать, что с ней делают, – с ума сойду. На работу поеду, там забудусь. – Он включил было сигнал правого поворота, чтобы объехать площадь и свернуть на Ульянова, но передумал: – Нет, если поеду на работу, про все забуду и опоздаю Риту забрать. А нельзя опаздывать, сама она не дойдет и такси там не найдет. Где бы время провести? Ладно, поставлю-ка я машину возле первой школы, а сам схожу на Откос. Говорят, там в «ракушке» каждый день в это время танцы. Сколько ж я не танцевал? Последний раз, кажется, на площади Этуаль с Ритой, когда освобождение Парижа праздновали… Вальс тогда играли… Нет, танцевать я, конечно, не буду, просто так, посмотрю на молодежь, может, отвлекусь…»