Виктория Холт - Зыбучие пески. Книга 1

Нет, запутанные дела этих людей меня не касаются. Я должна помнить о своих собственных. Так я уговаривала себя, но не могла подавить отчаянную жалость к Эдит; я знала: самое ужасное, если ее обнаружат вместе с возлюбленным при компрометирующих обстоятельствах. Этот человек ни на секунду не пожалел бы ее, но что именно он сделал бы, если б вдруг обнаружил, что рогат? А если бы еще оказалось, что и не он отец ребенка, которого собирается родить Эдит, то в этом доме разразилась бы еще одна трагедия.

— Вы должны простить меня, — продолжал он между тем, и голос его стал вдруг мягким и нежным, — если я высказываюсь слишком прямо. Понимаете, мне было всего семнадцать лет, когда я убил своего брата, а моя мать из-за этого убила себя. — Я слышала, что он произносит эти слова медленно, тщательно, как бы пробуя на вкус. — А потом я уехал на край света и там жил совершенно иной жизнью… простой, даже грубой. Обществом таких дам, как вы, наслаждаться не приходилось.

— А ваша жена? — поинтересовалась я.

— Эдит — дитя, — отмахнулся он с пренебрежением.

Но я не могла позволить, чтобы ею пренебрегали.

— Она еще молода, а молодость, как вы знаете, единственный недостаток, который проходит.

— У нас нет общих интересов.

Уже второй раз он говорит об этом. Вдруг я с ужасом подумала: он сравнивает нас и дает понять, что предпочитает меня. Я подумала о матери Аллегры, об этой дикарке-цыганке. Каким же образом он домогался ее благосклонности?

— Интересы супругов становятся общими с годами, — заметила я довольно сурово.

— У вас идеализированные представления о браке, миссис Верлен. По-видимому, ваш собственный брак был идеальным?

— Да, — отрезала я. — Да.

И опять почувствовала насмешку.

— Хотел бы я повстречаться с вами до вашего замужества.

— С какой же целью?

— Чтобы понять, насколько он изменил вас. Ведь вы учились музыке, мечтали о славе. О ней мечтают все музыканты. Могу поклясться, сидя за фортепьяно, вы тогда представляли аплодисменты восхищенной публики.

— А вы… Каков ваш жизненный опыт до того?..

Я умолкла, и он закончил фразу за меня:

— … До того, как я сделал роковой выстрел? О, то был путь зависти, злобы, ненависти и прочих осуждаемых всеми чувств.

— Почему вы хотите, чтобы я считала вас злодеем?

— Потому что лучше сказать об этом самому, чем дожидаться, пока это сделают другие… Каролина.

Я отшатнулась от него.

— Ах, я обидел вас. Не следовало называть вас по имени. “Как поживаете, миссис Верлен? Какой сегодня прекрасный день. Кажется, собирается дождь”. Наверное, так я должен говорить с вами. Боже, как скучно. В Австралии мы почти не разговаривали, на это не оставалось времени. Я всегда вспоминал о доме… о том, какой славной могла быть жизнь, если бы Бью был жив. С ним можно было поговорить. Он был остроумен, любил посмеяться и знал, как наслаждаться жизнью. Знаете, зависть — самый смертельный из семи смертных грехов.

— Но ведь все кончилось. Бога ради, почему вы не можете сказать себе, что все кончилось.

— По той же самой причине, по которой и вы не можете забыть своего прошлого. Можете мне ничего не говорить. Вы все время думаете о прошлом, расцвечиваете его яркими красками, и постепенно оно становится для вас идиллическим. Таким вы его видите и будете продолжать видеть. Я же хотя бы пытаюсь видеть вещи такими, какие они есть.

— У вас произошел несчастный случай…

— Послушайте. Думаете, в это бы поверили, будь я другим? Нет, я слишком ясно показал свой скверный характер, неподатливость, угрюмость… эти вспышки раздражительности… Если бы Бью застрелил меня, поверьте, все в один голос согласились бы, что это несчастный случай.

— Вы все еще завидуете ему, — заметила я.

— В самом деле? Видите, как разговоры с вами помогают мне узнать самого себя.

— Было бы замечательно, — сказала я, — если бы вы отвернулись от прошлого. Если бы начали все сначала.

— А вы? — спросил он.

— И я тоже. Я и пытаюсь начать новую самостоятельную жизнь.

— Вы сумеете, — сказал он. И вдруг добавил задумчиво: — Может быть, мы оба сумеем.

Я боялась смотреть ему в глаза, боялась того, что могу увидеть в них. Во что бы то ни стало мне нужно уйти отсюда.

— Спокойной ночи, — сказала я и быстро пошла по траве к дому.

Он двинулся следом, и, когда темная каменная громада замаячила перед нами, я подумала: Эдит там, в роще, со своим возлюбленным, а я здесь с ее мужем.

И еще я подумала, не видел ли нас кто-нибудь вместе.

Как-то, придя в школу, я обнаружила миссис Рендолл в состоянии величайшего негодования. Джереми Браун уехал, и пастор перегружен работой больше обычного. Она решительно не представляла, как он управится и с обучением девочек, и со своими приходскими обязанностями до приезда нового помощника, и хотела, чтобы я передала миссис Линкрофт, что он пока не может проводить занятия в школе.

Я обещала немедленно сообщить все миссис Линкрофт и предложила девочкам вернуться вместе со мной, чтобы пастор мог сразу же возвратиться к своим церковным обязанностям.

— Давать уроки музыки можно и в Ловат-Стейси, — объяснила я. Она несколько смягчилась.

— Зайдите, выпейте стаканчик моей бузинной настойки. Сегодня, наверное, уже не стоит прерывать их занятия, раз уж вы обещали переговорить с миссис Линкрофт, а о будущем мы быстро договоримся.

Я взглянула на часы. До начала моего урока оставалось десять минут.

Миссис Рендолл привела меня в гостиную, открыла кабинет и принесла бутылку с наклейкой, надписанной ее аккуратным почерком.

— Пожалуй, бузинная лучше всего удалась мне в этот раз, — сказала она с удовлетворением. — Хотя и терновая тоже хороша, я думаю, даже лучше этой. Но я решила, что вы предпочтете бузинную.

Я подтвердила, и она разлила настойку по стаканчикам и протянула один мне, говоря при этом, что всегда готовит свои настойки сама, потому что в наше время совершенно нельзя доверять слугам. А пастору иногда так полезно пропустить стаканчик-другой, да она и сама настаивает на этом, особенно когда он страдает грудью.

— Получше всякого лекарства, — произнесла она горделиво, смакуя настойку и присматриваясь, выражаю ли я соответствующее восхищение, что я и не замедлила сделать.

— Да, — резюмировала она удовлетворенно, — мы организуем все по-другому… на какое-то время.

— Вы хотите сказать, что придется нанимать гувернантку?

— Едва ли это необходимо. Теперь гувернантки малоквалифицированы. Миссис Линкрофт была одно время гувернанткой. Думаю, она справится, пока мы тут все устроим.

— Миссис Линкрофт, похоже, умеет делать все.

— Умная женщина, вне всяких сомнений. Она вела дом еще при жизни бедной леди Стейси. Кое-кто даже поговаривал, что сэр Вильям от нее в восторге… гораздо больше, чем следовало бы.