Жюльетта Бенцони - Ловушка для Катрин

— Уходи, аббат, — повторил он снова, но уже голосом, в котором слышалась усталость. — Уноси своего монаха. Ночью все кошки серы. Он уже был мертв, когда мы поняли, кто он такой. Но не думай, что я раскаиваюсь. Мы еще встретимся, и тогда у тебя в руках не будет Бога, за которого ты прячешься.

— Он всегда со мной, и я всегда могу за него укрыться, ибо руки мои ежедневно касаются его Тела и его Крови! Даже если тебе он не виден, он со мной, так же как и с этим мирным городом, который ты хочешь разрушить.

— Разрушить его? Нет! Я хочу сделать его моим, и он будет мой!

Но аббат Бернар уже не слушал его. Как мать, защищающая свое дитя, он повесил золотое солнце себе на грудь и поддерживал его. Теперь он возвращался к немому городу, следившему за всей сценой, затаив дыхание.

Медленно монахи с носилками вошли в ворота. За ними следовал аббат, который молился, свесив голову к своей Священной ноше. Потом город закрылся снова.

За стенами никто не проронил ни слова, но как только монахи оказались в городе, как только упала решетка, раздались радостные восклицания, вздохи облегчения и победные крики.

— Стреляйте, госпожа Катрин, — прошептал Жосс. — Вы держите этого бешеного пса на кончике стрелы. Стреляйте и освободите нас от него.

Но Катрин устало вздохнула и с сожалением покачала головой.

— Нет. Аббат мне бы этого не простил. Беро не осмелился его тронуть. Если он еще страшится Бога, может быть, он откажется от мысли нас уничтожить. Дадим ему подумать…

— Подумать? Его люди голодны и жаждут золота. Они пойдут до конца. Если вы думаете, что они отступят, вы ошибаетесь, госпожа Катрин. Говорю вам, они нас атакуют.

— Что ж! Пусть атакуют! Мы сумеем им противостоять.

Однако приступ в тот день не состоялся. Беро д'Апшье употребил время на то, чтобы обложить.«город. Все утро люди Монсальви наблюдали, как враг медленно забирает их город в кольцо, просачивается между скалами и густыми зарослями кустарника, ставит посты на дорогах, разбивает новые палатки и зажигает новые огни. Везде расположилась пехота. В лесах, растущих на склонах холмов, орудовали слуги, подбирая сучья и хворост, чтобы изготовить фашины и завалить рвы, и рубили деревья для строительства лестниц. Прекрасные ели, гордо поднимавшиеся над городом и служившие ему такой хорошей охраной, теряя свои кроны, падали с болезненным треском, в то время как в воздухе разносился запах смолы, заглушая зловоние горячего масла и смешиваясь со свежим запахом наступающей весны.

Катрин оставалась на крепостной стене почти весь день. Сопровождаемая повсюду Жоссом Ролларом и Николя Барралем, она обходила замок по дозорной галерее, осматривала башни и посты, проверяла крепость балконов с бойницами, запасы камней, стрел, дров, оружия и инспектировала посты будущего сражения.

Смелый поступок аббата Бернара, рисковавшего жизнью из-за тела несчастного посланца, укрепил всеобщее мужество и удвоил решимость. Великий страх, страх почти священный, быстро исчез. Каждый был глубоко убежден в том, что сам Бог будет сражаться с ним рядом, когда наступит час, и Катрин была теперь уверена в том, что им удастся справиться с врагом без большого труда.

И только одна тревога никак не отпускала ее: отсутствие пажа, но она еще смутно надеялась, что он успел вернуться на защиту своей матери.

Смущенная внезапным приступом слабости, Сара с удвоенной энергией принялась хлопотать по дому, успевая выполнять свои обычные обязанности и одновременно следить за тем, чтобы беженцы, которых она устраивала, испытывали как можно меньше неудобств на чужом месте. Она даже предложила аббату помочь обрядить и обмыть брата Амабля; с помощью острого ножа и масла она вынимала стрелы. И вот его тело, обмытое вином и завернутое в кусок тонкого полотна, положили в склепе монастырской церкви в ожидании похорон, которые должны были состояться этой ночью, так как днем монахи занимались обороной города вместе со всеми другими жителями.

Вскоре приготовления закончились, и осажденным оставалось только ждать и наблюдать за движениями противника. Постепенно город перешел на осадное положение, и каждый горожанин, если не стоял на посту, занимался своими повседневными обязанностями.

В то время как Гийом Бастид, пекарь, пек в печи хлеб для беженцев, Гоберта собрала у фонтана группу горожанок и местных жительниц и старалась ободрить их, так как ей показалось, что некоторые из них стали жаловаться на судьбу и проявляли полный упадок духа и отсутствие всякой надежды из-за смерти брата Амабля.

— Монаха схватили врасплох, это ясно! — говорила жена Ноэля Кэру. — Но это еще не означает, что нас всех ждет такая же участь. Прежде всего мы, конечно же, попытаемся отправить нового посланца, и потом, люди Карлата просто обязаны узнать о нашей беде. И, наконец, мы не такие уж недотепы, чтобы не удержаться несколько недель.

— У нас мало людей, — возразила Мари Брю, одна из, беженок, которая никак не могла забыть свою маленькую ферму в Фонт-Сенте, оставленную на разграбление. — А у этих грязных животных организованная и хорошо вооруженная армия…

Гоберта угрожающе посмотрела на смутьянку, и чепчик се негодующе затрепетал.

— У нас не так много людей, но у нас есть стены, за которыми ты. Мари, смогла спрятаться. У нас есть оружие… и потом, мы-то, женщины, тоже годимся на что-то. И вот что я скажу: когда я вижу, как эта подлая собака Жерве Мальфра, погубивший мою племянницу Бертиль, расхаживает вокруг старого бандита, во мне просыпается убийца. И, если во мне будет нужда, я не заставлю себя долго упрашивать и, слово Гоберты, смогу распороть не одно брюхо!

— Тебе хорошо, ты крепкая как скала, — проговорила Мари, которая не собиралась поддаваться общему героическому настроению. — А я и меча поднять не смогу.

— А кто тебе предлагает меч, воробышек? Когда ты убираешь у себя на ферме в Фонт — Сенте сено, кто его нанизывает на вилы, не ты ли?

— Да, но…

— Копье весит не больше, а управляться с ним гораздо легче. Ты колешь и толкаешь!

Эта блестящая демонстрация силы принесла ей явный успех. Почтенные дамы, поставив кувшины с водой, принялись каждая на свой лад наносить удары воображаемым оружием, и когда Катрин, спустившись со стены, приблизилась к их компании, то увидела развевающиеся желтые чепчики и их владелиц, подхваченных порывом всеобщего военного воодушевления. Только одна сохраняла молчание. Опершись о высокую резную ограду фонтана, она довольствовалась тем, что слушала разговоры остальных с полуулыбкой на губах.

Это была красивая девушка с темными волосами, может быть, самая красивая во всем городе, если не во всей округе, с тонкой кожей, покрытой румянцем, и с бархатными, черными, как у испанки, глазами.