Мэдлин Хантер - Герцог-упрямец [litres]

– И вы сумели вывести всех?

Эрик снова вздохнул.

– Всех, кроме одного. И за это я виню себя.

– Вы не должны. Пожары часто случаются. Они непредсказуемы и могут уничтожить даже целый город.

– Но он начался в моих комнатах, Девина.

– Вы не можете точно это знать. Вы же сказали, что вас разбудил Робертс. Значит, вы спали.

Эрик малодушно промолчал, а девушка продолжала:

– Я рада, что вы уцелели и остались невредимым.

– Почти невредимым. Получил несколько ожогов. Самый тяжелый – сзади, на левой ноге. Шрам уродливый, но я его не вижу. Мне бы следовало предупредить вас об этом вчера, когда я делал предложение.

Обычно он не так сообщал об этом своим женщинам, но обязательно их предупреждал сразу после того, как окончательно договаривался и дарил дорогое украшение. «Кстати, я должен тебе сказать, что на ноге у меня ужасный шрам. Я рассчитываю на полную конфиденциальность как по поводу нашего романа, так и на этот счет. Ты никогда никому об этом не расскажешь. А если такое случится, то я позабочусь о том, чтобы тебя больше никогда не принимали ни в одном из приличных домов». И дело вовсе не в том, что он желал сохранить свой шрам в секрете. Его лучшие друзья о нем знали. Он просто не хотел, чтобы кто-то пытался разнюхать, как это получилось.

– Для меня это не имело бы значения, – сказала Девина. – Я видела самые разные шрамы – держу пари, что даже более жуткие, чем ваш, потому что вы-то хоть ходите нормально. Я знаю, что огонь может сотворить с человеческой плотью. Поверьте, существуют шрамы куда более страшные, чем ваш.

Эрик не сомневался в правдивости этих ее слов и очень сожалел, что Девина отвергла его предложение. Такая женщина заслуживала стать герцогиней.

– Почему вы пришли сюда после стольких лет? – спросила Девина.

– Я подумываю полностью снести это крыло. – Эрик осмотрелся. – Или это сейчас сделаю я, или в следующие полстолетия природа.

– Я думаю, именно вы должны это сделать. И вовсе не для того, чтобы улучшить внешний вид дома или заново тут все отстроить. Просто за долгие годы это крыло превратилось в памятник вашей вины. Снесите его, и избавитесь от чувства вины.

– Шрам-то все равно останется.

– Но вы же сказали, что сами его не видите: видят только ваши любовницы. И если хоть одна из них от вас отшатнется, то поймете, что она собой представляет.

Резко развернувшись, Девина направилась в жилую часть дома. Брентворт тотчас ее догнал.

– Вы ошибаетесь, мисс Маккаллум. Далеко не у всех женщин имеется медицинский опыт, и не все они привыкли видеть шрамы. Мне говорили, что для большинства женщин мой чересчур уродлив.

– Я уверена, что вы рассматривали его при помощи зеркала. И что, действительно очень уродлив?

– В общем – да.

Девина отодвинула занавес и прошла в дом.

– Значит, вы не совершенны, Брентворт. А думали, наверное, что безупречность является частью вашего неотъемлемого права по рождению?

Девина пошла гулять одна, и всю дорогу ее мысли занимал Брентворт.

Там, в сгоревшем крыле, он казался… очень сосредоточенным, всецело погруженным в себя. И выглядел совсем не по-герцогски. И тогда, в те минуты, ей ужасно хотелось обнять его и как-то утешить. Причем было ясно: он собирался наорать на нее, как только ее увидел, – но вместо этого рассказал про пожар…Не все, конечно же, – в этом она была уверена. Впрочем, все ей и не требовалось. Не требовалось знать даже и то, что он ей рассказал, но Брентворт почтил ее особым доверием, потому что очень немногим рассказывал про ту ночь – в этом Девина тоже была уверена.

Так что неудивительно, что он так долго не посещал этот дом. Она слишком поспешила, решив, что он пренебрегал своими шотландскими владениями, что они ничего для него не значили. Напротив, оказалось, что он избегал их именно потому, что они значили для него слишком много…

Ей хотелось бы целовать и целовать его – дать ему понять, что она все понимала. Но ей помешали ее же собственные слова, брошенные в гневе и гордости: «Ты никогда ко мне не прикоснешься».

Как жаль, что он настоящий джентльмен. Как жаль, что она невинна. Невинна… Глупое словечко, заклеймившее ее тело.

Она вовсе не жалела, что отклонила его брачное предложение. Согласие стало бы ошибкой. Ведь мужчину и женщину, должна связывать и какая-то духовная близость – не только подписи в церковной книге и плотские удовольствия.

Не верила она и в то, что брак обеспечит признание ее прав на эти земли. Скорее всего, если они поженятся, уже никто не озаботится выяснением истины.

Она подумала о мистере Хьюме, о котором много дней не вспоминала. Он придет в ужас, если она выйдет за Брентворта. С его точки зрения, у этих земель должен быть лэрд-шотландец. Она тоже так думала, хотя среди всех причин для отказа эта ей вообще в голову не приходила.

Вернувшись в свою комнату, Девина попросила, чтобы ужин ей принесли туда. Она не желала ужинать с Брентвортом, хотя и не знала, в чем причина. Впрочем, нет, прекрасно знала. Ведь если окажется рядом с ним, то опять опечалится… Вести-то себя она будет нормально и болтать с ним, однако же… Она точно знала, что захочет его ласк и поцелуев.

После ужина Девина снова задумалась, и представила Брентворта, стоявшего среди руин. Более того, ей казалось, что она вновь ощутила его прикосновения.

И в конце концов она приняла решение.

Вымывшись до пояса, Эрик отослал прочь молодого лакея, пытавшегося выполнять обязанности камердинера. Оставшись в одиночестве, он решил вымыться полностью. Когда стягивал брюки, пальцы его нащупали тот самый шрам… Эрик редко о нем вспоминал, но теперь, в этом месте… Проклятье, теперь он думал о нем каждый день!

Вымывшись, герцог накинул баньян [3] Баньян – домашняя просторная одежда мужчин и женщин, похожая на кимоно. и кликнул юнца, чтобы тот унес воду и полотенца. Когда он вышел из гардеробной и направился в спальню, из кресла возле камина поднялась Девина… Как долго она сидела здесь, глядя на тлеющие угли?

Света хватало, чтобы увидеть волосы, заправленные за уши, и решимость во взгляде. Она была в ночной рубашке, а на плечах – шаль. Вероятно, явилась, чтобы закатить еще один скандал.

Поднявшись, она пошла ему навстречу, и ее пылавшие глаза завораживали.

В следующее мгновение Эрик понял, зачем она пришла. И его тело мгновенно отреагировало. Было ясно, что этой ночью никакого скандала не будет. Если, конечно, он опять ее не оскорбит…

Она остановилась прямо перед ним, и он пробормотал:

– Девина, вы должны…

– Должна что? – перебила она.

«Ты должна немедленно уйти», – мысленно приказал ей Эрик.

– Только не говори, чтобы я ушла. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы прийти сюда.