Аманда Квик - Сладкая месть [litres]

– Допустим, помню.

– Бедняжка ужасно боялась, что граф Блэйд собирается потребовать ее руки, желая отомстить ее деду, – пробормотала Араминта.

– Чепуха, – возразила Эмили. – Как я уже говорила Селесте, Блэйд никогда бы не женился на молодой леди, склонной к обморокам. Ну так вот, внучка – самая большая радость в его жизни. Он хочет использовать прибыль от рудных разработок, чтобы обеспечить ей приданое. Если вы погубите Канонбери, она останется без единого пенни. Я знаю, вы не допустите, чтобы бедная девочка осталась бесприданницей.

– О господи! – пробормотал Саймон.

– А что касается Пеппингтона, я с глубоким огорчением узнала, что три года назад в результате несчастного случая на верховой прогулке погиб его любимый сын. И видимо, единственное, что теперь поддерживает несчастного, – это сознание, что его внук обещает стать весьма деловым человеком, проявляющим большой интерес к фамильным землям. Пеппингтон надеется оставить ему хорошее наследство.

– Не вижу, почему я должен проявлять хоть какой-то интерес к будущему внучки Канонбери и внука Пеппингтонов, – заметил Саймон.

Эмили мимолетно улыбнулась.

– Я знаю, милорд. Сначала я тоже не слишком задумывалась над этим, но потом начала размышлять, какую важную роль в жизни человека играют его дети и внуки, если вы понимаете, что я имею в виду.

Саймон глядел на нее не отрываясь.

– Нет, я не понимаю, что вы имеете в виду. О чем вы сейчас вообще говорите?

– О наших детях, милорд. – Эмили скромно отпила чаю.

На мгновение Саймон потерял дар речи.

– О наших детях? – выдавил он наконец. И тут его охватило небывалое, неведомое ранее возбуждение. – Уж не говорите ли вы мне, что ждете ребенка?

– Ну, пока я этого утверждать не могу. Скорее всего нет. По крайней мере сейчас. Но полагаю, это скоро случится при наших отношениях. – Эмили порозовела, но по-прежнему улыбалась.

Араминта вздрогнула и поперхнулась чаем.

– Прошу прощения, – сказала она, с трудом хватая ртом воздух.

Саймон не обратил на тетушку никакого внимания. В этот миг он думал только о том, как начнет округляться Эмили, вынашивая его ребенка. Он вдруг понял, что до сих пор не слишком-то задумывался о будущем. Все его планы сконцентрировались на прошлом. А теперь Эмили сидит здесь и говорит, что у нее могут быть дети. Его дети.

– Вот проклятье! – пробормотал он.

– Да, я вас понимаю, милорд. Несколько шокирует, когда об этом начинаешь размышлять подобным образом, правда? Но нам, несомненно, нужно задуматься. И признаюсь, именно мысль о том, как мы будем любить и лелеять наших собственных детей, заставила меня понять: вы не можете желать зла внучке Канонбери или внуку Пеппингтона. Жестокость вам не свойственна, милорд. В глубине души вы благородны и великодушны, я-то знаю.

Саймон молча смотрел на Эмили. Он понимал, что ему следовало бы сделать ей хорошее внушение, чтобы она не смела касаться его деловых проблем, но, похоже, был не в силах отогнать видение своего сына у нее на руках.

– Как вы думаете, у нашего сына будут ваши глаза? – медленно произнесла Эмили, словно прочтя его мысли. – Я представила сейчас, как он будет бегать по дому. Неугомонный и озорной. Вы станете учить его своим приемам борьбы, как учите сейчас моих братьев. Мальчики обожают подобные вещи.

– Я полагаю, мне пора, – тихо сказала Араминта поднимаясь. – С вашего позволения.

Саймон едва заметил, как удалилась гостья. Когда за ней тихо закрылась дверь, он понял, что все еще смотрит на Эмили, представляя ее с темноволосым золотоглазым младенцем у груди. Или, пожалуй, с зеленоглазой рыжеволосой малышкой.

– Саймон? – Эмили вопросительно заморгала.

– Прошу прощения, но, кажется, кое-какие дела требуют моего внимания в библиотеке, – рассеянно произнес Саймон, вставая со стула.

Двадцать три года он цеплялся за прошлое. Это давало ему силы, волю, стойкость. Но он осознал наконец, что в тот день, когда женился на Эмили, он уже ступил в будущее, хотел он этого или нет.

Тем же вечером, входя в один из своих клубов, Саймон все еще пытался отогнать видение – Эмили, окруженная их детьми. Он все еще чувствовал неловкость и странную неуверенность в собственных намерениях.

По велению судьбы первыми, кого он увидел в клубе, оказались Канонбери и Пеппингтон.

Перед Саймоном вдруг возникли образы глупой внучки Канонбери, падающей в обморок на балу, и серьезного юноши Пеппингтона, постигающего науку управления земельными угодьями. С глубоким вздохом он направился к двум своим заклятым врагам.

Без дальнейших размышлений Саймон сделал Канонбери и Пеппингтону предложение о продаже канала… Огромное потрясение, отразившееся на лицах обоих джентльменов, принесло ему чрезвычайное удовлетворение.

Канонбери поднялся с болезненной медлительностью.

– Весьма признателен вам, сэр. По моим сведениям, еще совсем недавно у вас были другие намерения – намерения, которые погубили бы Пеппингтона и меня. Можно спросить, что заставило изменить решение?

– Это не какая-то уловка, нет, Блэйд? – подозрительно спросил Пеппингтон. – Последние полгода вы держали нас на грани катастрофы. С чего бы вам отпускать нас теперь?

– Моя жена не устает повторять, что я благороден и великодушен по натуре. – холодно улыбнулся граф.

Канонбери порывисто сел и взял свой бокал портвейна.

– Понимаю.

Пеппингтон пришел в себя от изумления настолько, чтобы смерить Саймона изучающим взглядом.

– Странные создания жены, не правда ли?

– У них, определенно, есть тяга к усложнению жизни мужчин, – согласился Саймон.

Пеппингтон задумчиво кивнул:

– Благодарю вас за великодушие, сэр. Мы с Канонбери прекрасно понимаем, что не заслужили его. Двадцать три года мы… оказались не на высоте.

– Мы в долгу перед вами, Блэйд, – пробормотал Канонбери.

– Нет, – сказал Саймон. – Вы в долгу перед моей женой. Постарайтесь не забывать этого.

Граф повернулся и зашагал прочь от двух стариков, которых ненавидел в течение двадцати трех лет.

Он вышел в ночь, смутно почувствовав, как его отпустила какая-то тяжесть. Ему стало легче, свободнее, спокойнее, словно он развязал старую ржавую цепь и высвободил какую-то частицу себя, долгие годы томившуюся в плену.

Отчаянное послание Бродерика Фарингдона пришло на следующий день. Эмили как раз рассматривала меню приема. Обсуждение переросло в бурные споры с поваром.

– Я не против того, чтобы на столах были некоторые из ваших замечательных экзотических восточных яств, – решительно убеждала Эмили этого странного человека с золотой серьгой в ухе. – Но не следует забывать: большинство гостей непривычно к заморским деликатесам. Англичане не слишком любят экспериментировать за столом.