Оливия Дрейк - Невеста для злодея [litres]

– Что это? – Глаза у Эмили заблестели. – Подарок для меня?

Девушка попыталась схватить коробочку, но брат поднял ее над головой – так, чтобы она не достала.

– Сначала пообещай, что не станешь монахиней. По крайней мере, еще долго.

– Обещаю. О, пожалуйста, дай мне это…

Эмили поспешно открыла крохотный замочек и подняла крышку. На подкладке из белого шелка лежала нефритовая подвеска на тонкой золотой цепочке. Девушка вышла в коридор – там было побольше света, – чтобы разглядеть подарок.

– О боже! Это же маленький дракончик. Какая прелесть! Это и вправду мне?

– Безусловно. – Нейт помог сестре застегнуть цепочку на шее. – Я привез это из Китая. Там дракон – символ власти и отваги. Он принесет тебе удачу на твоем дебютном балу.

– Может, поможет мне не наступить на подол. – Эмили вдруг погрустнела. – Но бабушка не разрешит мне надеть твой подарок. Она говорит, что дебютантки могут носить только жемчуг.

– Тогда положи его к себе в сумочку. И это станет нашим секретом.

Эмили просияла.

– Да, конечно! Но сначала я хочу посмотреться в зеркало. – Привстав на цыпочки, девушка оставила на щеке брата легкий, как крыло бабочки, поцелуй. – Спасибо, Нейтан. Ты лучший из братьев.

Нейтан вздохнул и проводил сестру взглядом. Та взлетела по ступенькам лестницы и исчезла, оставив его в одиночестве. Эмили была не права. Он – вовсе не лучший из братьев. Лучший из братьев остался в Гилмор-Хаусе, в то время как он, Нейт, отправился на поиски счастья. Лучший из братьев умер от той же болезни, что поразила Эмили и графа.

Если бы он остался, то, возможно, его лицо, а не лицо сестры обезобразили бы оспины. Может быть, и умер бы он, а не Дэвид.

Нейт сделал глубокий вдох. Воздух казался густым и тяжелым – как в гробнице. Но что же с ним такое? Ведь он сегодня должен праздновать победу, а не предаваться печали…

Нейт зашагал по коридору, направляясь в библиотеку. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого и выбросить из головы сентиментальные мысли. Следовало выпить хотя бы для того, чтобы отметить свой сегодняшний успех.

Мадди явилась на ужин с опозданием.

Она влетела в столовую, когда все уже сидели в дальнем конце длинного стола. На мгновенье она замерла в дверном проеме при виде открывшейся перед ней роскоши. На стенах висели семейные портреты. Синего цвета шторы обрамляли темные окна. На столе, убранном полотняной скатертью, в мягком сиянии множества свечей поблескивали хрустальные бокалы и фарфоровые тарелки.

Все это разительным образом отличалось от дощатого стола и перевернутых ящиков вместо стульев, используемых труппой и вспомогательным персоналом для обедов и ужинов в театре.

Место во главе стола занимал граф Гилмор, слева от него сидела девятнадцатилетняя леди Эмили, а справа – его мать. Леди София расположилась рядом с пожилой вдовой, Нейтан же сидел напротив.

Отхлебывая из бокала вино, виконт самодовольно улыбался, глядя на запоздавшую жену. «Он, конечно, очень рад моему опозданию», – подумала Мадди. Она провела несколько часов наверху в огромной спальне с дорогим убранством. Но муж даже ни разу к ней не заглянул, чтобы узнать, как там она. После драматического воссоединения со своей семьей этот дьявол исчез в недрах нижнего этажа, не обмолвившись с ней ни единым словом.

Лакей просил Мадди дождаться звука гонга, после чего спускаться на ужин. Но она свернула не там и блуждала в лабиринте коридоров и переходов, пока, наконец, не набрела на нужную лестницу.

То, что Нейтан забыл о ее существовании, вызывало досаду, но вовсе не потому, что Мадди нуждалась в его обществе. В конце концов, они не были обычными новобрачными, которые не могли провести в разлуке ни одного мгновения. Но он должен был предупредить ее о том, что решил не обращать на нее внимания. У нее было странное ощущение: казалось, муж вытолкнул ее на сцену своей жизни, не дав никаких указаний.

Что ж, ладно. Раз он не дал ей никаких указаний, она продолжит играть роль глупой болтливой девицы с дурными манерами.

Расплывшись в улыбке, Мадди мелкими шажками направилась к столу. И почти тотчас же заметила, что еды на тарелках ни у кого не было. Следовательно, ждали ее. И еще она заметила, что женщины переоделись к ужину, надели поразительно красивые наряды. На леди Эмили была желтая органза, на леди Софии – лавандовый шелк, а старая графиня оказалась в зеленом, как салат, атласе.

Мадди почувствовала себя раздетой в своем вызывающем алом платье с низким вырезом. Даже если бы она знала, что нужно переодеться, то все равно ничего не смогла бы надеть, поскольку Герти ее гардероб еще не доставила. Горничная должна была забрать ее одежду из меблированных комнат и из театра.

Но почему же Герти так запаздывала? Ведь все было предварительно упаковано, оставалось только организовать перевоз сундуков.

Отдавая дань вежливости, граф поднялся на ноги.

– Вижу, вы, наконец, снизошли до нас, Мадлен. Вы заставили нас ждать четверть часа.

– Прошу прощения, папа, – ответила Мадди с радостной улыбкой. – Я заснула и потеряла счет времени.

От такого ответа графа передернуло. Но он ничего не сказал – молча уселся за стол и царственно кивнул лакеям в голубых ливреях. Те тотчас же пришли в движение. Один взял большую серебряную супницу, а другой – половник, чтобы разлить суп по тарелкам.

Нейтан встал, чтобы выдвинуть стул для жены.

– Вот и ты, дорогая. А я уже собирался идти разыскивать тебя.

– Спасибо, милый. – Сложив губки «бантиком», Мадди изобразила поцелуй. – Ты такой внимательный. Более заботливого мужа невозможно и желать.

Он бросил на нее смеющийся взгляд зеленых глаз – ее глупая болтовня ничуть не сбила его с толку. Ах, этот очаровательный негодяй явно наслаждался спектаклем. Мадди остро ощущала связывавший их дух сообщничества. Они оба участвовали в этой комедии, разыгрываемой для его семьи. Вот только… Она не понимала, нравился ли ей этот их сговор или нет.

Однако ей было необходимо заработать обещанное виконтом пожизненное содержание. Через несколько месяцев он навсегда покинет Англию, и она будет жить так, как ей захочется. А до тех пор придется плясать под его дудку.

Когда лакей налил ей в тарелку прозрачный грибной бульон, она взяла серебряную ложку и поднесла ее поближе к свече, чтобы разглядеть узор в виде листа на ручке.

– Это, должно быть, чистое серебро, – прошептала она, взглянув на мужа, – прошептала довольно громко, так, чтобы и все остальные ее услышали. – А тарелки – тончайший фарфор. О, как бы мне ничего не разбить…

– Если предпочитаете есть из дешевой глиняной посуды на кухне, вы вольны туда отправиться, – фыркнув, пробормотала старая графиня.