Инга Кондратьева - Корделаки

– Нам никто не открывал, ворота были нараспашку, значит, кого-то ждут. Подождём и мы.

Тут из дома вышел ливрейный лакей и степенно стал приближаться к ним.

– Иван Григорьевич! – узнала его вдова. – Как хорошо, что ты здесь остался!

– Так, а где ж мне быть-то, дорогая Амалия Модестовна! Вот сюрприз-то, вот сюрприз! – он глубоко кланялся, чуть не в пояс, видимо, вдову здесь любили. – А это ли не гость высокий? А мы уж так спешим, так спешим! Все покои и спальни во втором этаже готовы, с них и начали. Милости просим! – поклонился он и графу.

– Благодарю, – отвечал граф. – Но, видимо, тут какая-то ошибка. Я вовсе не собираюсь заночевать здесь, я только сопровождаю Амалию Модестовну.

– Простите! – снова поклонился слуга. – Это я, видать, напутал. Да и барин говорили, что времени то ещё с месяц есть. Вот и поспеем.

– Да что успеете-то, Иван Григорьевич? Что тут происходит? – ничего не понимала вдова. – И почему ворота открыты?

– Полнейшее перестроение. С обновлением и обустройством, – с гордостью обвёл Иван Григорьевич владения широким жестом. – А ворота – то песок с карьеру возят. И днём возят. И ночью возят. Велено ж быстрее!

– А кухню? Кухню уже переделали? – Амалия решила оставить разбирательства на потом, потому что яснее всё равно ничего не становилось.

– Никак нет. Службы оставили на самый край. Изволите ли пройти в комнаты?

– Нет-нет, голубчик, – Куницина решительно направилась к левому крылу здания. – Ты нам организуй какой-нибудь фонарь или светильник. И проводи. Мы тут же обратно уезжаем, нам бы только одну вещицу сыскать.

Иван Григорьевич принёс из дома два канделябра с зажжёнными свечами и один из них вручил графу.

– Иван Григорьевич, а ты не знаешь, те девушки, что прошлой осенью на кухне прислуживали, они где сейчас? – по дороге интересовалась вдова.

– Так уехали. Все сразу и уехали, – припоминал слуга. – С вами в один день и отбыли. Тогда ж к вечеру их в деревню и отправили. Нет их тут.

– Вот и объяснение их молчанию! – сказала она графу. – Ну, с Богом!

Они втроём зашли в тёмную громаду усадебной кухни. Свет вырывал из темноты два ярких пятна, за которыми угадывались очертания огромных кастрюль, жаровен и другой утвари.

– Нам туда, к окошку. Посвети мне, – и Амалия стала аккуратно пробираться в полутьме, а граф светил, стараясь не капать воском ей на платье.

У окна стоял длинный стол, примыкающий к широкому подоконнику. Тут, видимо, хоть и прибирались перед отъездом, но впопыхах оставленные чашки так и пылились здесь уже год. В этой кухне ничего не готовили, господа сюда не заезжали, а строителям и слугам варили еду прямо во дворе. Вдова протянула руку и взяла с подоконника маленький обливной кувшинчик, в который так и просился букетик ландышей или незабудок. Граф поднёс свечи ближе и наклонился вместе с ней. На дне что-то темнело. Амалия запустила один палец внутрь, пошевелила им и сказала: «Прилипло!». Граф взял у неё кувшинчик и несильно ударил его дном по столу, а после перевернул. На стол выкатилось золотое обручальное кольцо и выпали две дохлые осы. Вдова улыбнулась.

Тут со двора послышался топот копыт.

– Точно, как год назад! – она зажала кольцо в кулаке. – Тогда это был Пал-Семёныч.

Они вышли во двор и увидели, что и в этот раз оказался он же. К барину бросились слуги, но тот сам спрыгнул на землю, а им только передал коня, в котором Корделаки с удивлением узнал своего Вулкана.

– Душенька моя! – Куницын-старший протягивал руки навстречу своей невестке. – Мы уж потеряли тебя вовсе! Что за срочность? Сказала бы мне, что скучаешь по этому дому, мы бы с тобой днём, засветло…

– Господи! – Амалия не ожидала увидеть родственника запыхавшегося и верхом. – Что ж вы так не бережёте себя? А где ж вы оставили Хариту Всеволодовну?

– Да ничего, ангел мой, она привычная, – Павел Семёнович отдышался и кивнул графу. – Главное с тобой всё в порядке, голубка наша. Приветствую вас, граф, и благодарю, что взяли на себя заботу по сопровождению Амалии Модестовны. Благодарю.

– Да не стоит благодарности, – отвечал Корделаки. – Но, позвольте, это же…

– Да, батюшка, уж простите старика! Позаимствовал вашего буцефала. Спешил.

– А что значит всё это перестроение здесь? – голос вдовы стал строже и жёстче. – Уж не собираетесь ли вы, мой дорогой родственник, спихнуть меня замуж, самою меня не спросив? К чему эти приготовления? И что за гость ожидается?

– Не пыли, не серчай, душечка! – Павел Семёнович обтёр шею платком. – Вот этого я и боялся! Вот потому и летел сюда, как на крыльях! Всё-всё объясню тебе, ласточка наша. Только чуть позже и наедине. Ничего без твоего позволения в судьбе твоей не трону, клянусь! Как могла ты подумать…

– Ладно. Не сержусь, прощены! – улыбнулась вдова и покрутила у него перед лицом зажатым кулачком. – А и у меня для вас сюрпризец имеется, да вот тоже сейчас не покажу!

Корделаки увидел, что он тут становится лишним и поспешил откланяться.

– Как я понимаю, Амалия Модестовна, на маскарад вы уже возвращаться передумали?

– Да, раз мои домашние все оттуда разъехались, то и мне там делать нечего! Вы уж простите, что так вышло. Спасибо за помощь!

– Ну, тогда разрешите проститься, – и граф, щёлкнув каблуками по-гусарски, поклонился сначала ей, потом Павлу Семёновичу. – А как же вы? Я так понял, здешние конюшни пустуют?

– Да как-нибудь доберёмся, голубчик, – отвечал старик, утирая вспотевший лоб платком. – Пошлю кого-нибудь в город.

– Позвольте предложить вам мою карету, раз уж она оказалась здесь. А я заберу Вулкана, с вашего разрешения?

– Спасибо, спасибо, голубчик! Я ваш вечный должник, – Куницын ещё долго махал вслед ускакавшему всаднику, потом обернулся к Амалии и тихо спросил её: – Ну, что, душечка, испортил я тебе вечер? Спугнул кавалера. Не надо было мне сюда приезжать, да?

– Что вы, милый Пал-Семёныч. Граф уехал бы в любом случае. Чуть раньше или чуть позже. Вы тут ни при чём.

– А мне показалось… – Куницын помолчал какое-то время, стоя задумавшись. – Граф – человек благородный.

– Да, – вдова взяла Куницына-старшего под руку и положила голову ему на плечо, тоже глядя вслед тому, кого уже не было видно. – Но он человек не свободный.

– Разве? – удивился Павел Семёнович. – Я не знал.

– А он сам ещё не знает, – загадочно ответила Амалия Модестовна.

Огни маскарада догорали, звуки стихали, гости разъезжались. Баронесса ждала князя всё в том же кабинете, где он оставил её, теперь полностью приведя себя в порядок и впавши в какую-то апатию. Ей было всё равно, что происходило за стенами дворца и хотелось только скорей попасть домой, в молчащий пустой дом, до сих пор пахнущий гарью. Ничего. Там она будет в безопасности. От всего, от него тоже. Дверь отворилась, и вошёл князь, уже переодетый в повседневное платье.