Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

Стрэнд-стрит являла собой сумятицу карет и экипажей. К тому времени, когда Эмма добралась из книжного магазина до дома, спустились сумерки. Проходя по коридору, она расстегнула свою накидку, намереваясь улечься в постель и поспать до обеда. В последнее время она быстро уставала.

Однако, войдя к себе в спальню, Эмма остановилась как вкопанная. Из-под балдахина ее постели выглядывало что-то ярко-алое.

Бросив шляпку и перчатки на стул, она приблизилась к кровати, как паломник к алтарю. Ее сердце стучало точно набат.

Поверх аккуратно застеленной одеялом постели лежало платье из самого красивого и тонкого материала, какой Эмме когда-либо приходилось держать в руках. Ее сердце замерло, когда она провела пальцем вдоль подола. Газ из рубиново-красного шелка поверх чехла из атласа цвета слоновой кости, вспыхивающий алыми искрами.

Покрой был смелый, по европейской моде: рукава-фонарики, спускающиеся чуть ниже плеча, и линия выреза, легко касающаяся груди. Никаких блесток и кружев. Единственным украшением были изящные цветы и виноградные лозы, с большим вкусом вышитые по подолу, рукавам и декольте.

Платье напоминало розу, которая пышно расцвела в центре сада.

Эмма не могла отвести глаз от платья и только потом заметила, что рядом лежат предметы, составляющие с платьем роскошный ансамбль: украшенные лентами туфли на каблучках, тюлевые в оборочках нижние юбки, атласные вечерние перчатки, украшенная вышивкой нижняя сорочка и дерзкого покроя корсет. И это еще не все! На туалетном столике лежали чулки, подвязки, украшенные драгоценными камнями гребни для волос и еще много дамских аксессуаров.

– Ах, ваша светлость, ну разве не красота? Никогда не видела ничего лучше!

Обернувшись, Эмма увидела Мэри, свою горничную, которая стояла в дверях с подносом в руках.

– Его светлость сказал, чтобы вы были готовы к восьми. И я взяла на себя смелость принести вам обед сюда, наверх. Подумала, что нам, наверное, понадобится больше времени, чтобы сделать вам особенную прическу и все успеть до того, как вы поедете в театр.

Эмма не верила своим ушам. Неужели муж собирается повезти ее в театр?

– Герцог тоже обедает у себя. Мистер Хан помогает ему подготовиться к вечернему выходу.

Поставив поднос, Мэри запрыгала от радостного возбуждения, порхая по комнате на цыпочках.

– Ваша светлость, это просто чудо! Он никуда не выходил с тех пор, как…

– С тех пор, как вернулся с войны? Знаю. И это было…

– Почти два года назад, – подхватила Мэри. – И это ваша заслуга, ваша светлость! Герцог в вас влюбился. Все случилось так, как мы и надеялись.

Но Эмма сомневалась.

– Герцог везет меня в театр только потому, что я его уговорила.

– Тем не менее! – Горничная взяла с кровати мерцающее и переливающееся платье и осторожно, придерживая за рукава, приложила к Эмме. Подвела хозяйку к высокому зеркалу в углу комнаты – Эмма могла видеть себя с головы до ног. – Если герцог пока не влюбился в вас, так влюбится еще до утра!

– Вы не оставите меня на минуту, Мэри?

Горничная была озадачена, но повиновалась.

– Конечно, ваша светлость.

И Эмма осталась одна и теперь вдоволь могла насмотреться на себя в зеркало. Шесть лет не надевала она вечерних платьев. Ни разу с той ужасной ночи, когда потянулась навстречу любви, но встретила жестокое разочарование. Отец назвал ее распутницей, Иезавелью и еще худшими словами. «Потаскуха в красном платье, – сказал он, – орудие соблазна! Ты сама хотела, чтобы тобой воспользовались».

Ничего подобного Эмма не хотела. Она своими руками сшила то платье, вложив в него душу и надежды. Не собиралась быть ни сладкогласной сиреной, ни соблазнительницей.

Она вовсе не просила: «Возьмите меня за живой изгородью».

«Смотрите на меня, – умоляла она. – Восхищайтесь. Любите меня!»

Ошибка, за которую она так дорого заплатила. И расплачивается до сих пор…

И теперь то же самое? Вопреки здравому суждению, вопреки твердо принятому решению. Она не заметила, как вновь исполнилась страстной надежды получить все это уже от мужа. Внимание. Восхищение. Чувство.

Возможно даже, любовь!

Рассмотрев себя в зеркало, Эмма грустно вздохнула. Если она наденет это платье и спустится к нему, ей придется шагать вниз по ступенькам, неся свое сердце на ладони. Такое уязвимое, такое беззащитное. Его так просто пронзить, ранить, разбить…

Разорвать на части.

Нужно быть полной дурой, чтобы так рисковать.

Но он ведь поклялся защищать ее, не правда ли? Однако долго ли живут обещания и клятвы?

Сегодня вечером, решила Эмма, она это выяснит.

Эшбери мерил шагами просторный холл, стуча тростью по мраморным плитам. То и дело бросал взгляд на часы. Надо отдать должное странной подруге Эммы – благодаря ее стараниям он мог доверять часам, которые теперь шли секунда в секунду.

Десять минут девятого.

Герцог прекратил беспокойный шаг. Получалось, что он ведет себя как влюбленный простак, а не герцог, ожидающий свою запаздывающую герцогиню. А ведь его уж точно не назовешь деревенским обожателем. Просто он терпеть не может ждать – в этом все дело.

Его тело требовало движения. Он держал трость перпендикулярно полу, пристроив на набалдашник шляпу. Рывком взметнул шляпу на несколько футов в воздух, потом поймал ее на трость. В следующий раз шляпа взлетела выше. Повторив так раз десять, Эш запустил шляпу под потолок и проследил траекторию ее падения, чтобы успеть подхватить свой головной убор прежде, чем тот коснется мраморного пола.

Герцог только что отправил шляпу в новый полет, когда краем глаза уловил красное мерцание на верхней площадке лестницы.

Эмма!

– Простите, я провозилась слишком долго, – сказала она.

Вздрогнув, Эш отбросил трость в сторону, чтобы она не догадалась, чем он тут занимался, и застыл в неподвижности, а тем временем бобровая шляпа спикировала вниз, задела его плечо и свалилась на пол. Как будто Зевс решил поразить его молнией, только сделанной по новейшей моде.

С верхней площадки лестницы на него смотрела Эмма.

Эш решил, что есть только один способ исправить положение – все отрицать!

Бросив суровый взгляд на потолок, он нагнулся поднять шляпу, затем с раздраженным видом стал отряхивать с нее несуществующие пылинки.

– Ну, Хан получит за это прямо сейчас.

Он услышал ее сдавленный смешок.

– Представление начинается через двадцать минут, – сказал он.

Эмма нерешительно застыла на верхней площадке лестницы. Впрочем, ее можно было понять. Ей предстоял выход в свет в сопровождении мужчины, который забавляется шляпой и тростью.

– Если не желаете ехать, – сказал Эшбери, – я не буду настаивать. Мне еще предстоит изучить отчет, присланный управляющим поместьем в Йоркшире.