Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

– Вы бы предпочли остаться дома?

– Только если таково будет ваше желание.

– Я хочу поехать. То есть мне было бы жаль потраченных впустую стараний моей горничной. – Рукой, затянутой в перчатку, Эмма дотронулась до своей прически.

Вот плутовка. Она колебалась не потому, что ее волновала его наружность. Она ждала, что он сделает ей комплимент.

Эш поспешил вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и почувствовал, что задыхается, добравшись до верхней площадки, но не потому, что его так утомил подъем.

Блестящие волосы Эммы были зачесаны наверх, переплетены лентами и подколоты гребнями, осыпанными драгоценными камнями. Несколько локонов, ниспадая свободными волнами, обрамляли лицо. Эмма чуть подрумянила щеки. А каждый трепетный взмах ее густых ресниц пробивал брешь в его самообладании.

Но лучше всего были ее сияющие глаза. Огромные, внимательные, такие большие, что он мог бы в них утонуть, – с темно-карими радужками и золотистыми искорками.

А где-то там, ниже – он это знал, – было роскошное платье, прихотливый вырез которого открывал жадному взгляду ее грудь. Но он, похоже, не мог опустить глаза ниже шеи. Эмма очаровала его, парализовала его волю.

И сейчас, стоя рядом с Эммой, Эшбери никогда еще не казался себе таким уродом.

– Вы выглядите…

Его ум лихорадочно работал, подбирая слова. Он не приготовил комплиментов – по крайней мере, таких, каких она заслуживала. И вряд ли она хотела бы услышать правду: то, как его жена выглядела в этом платье, заставляло его почувствовать ее превосходство, что, конечно, не могло его не нервировать.

Следует ли использовать слово «изысканная»?

«Изысканное, прекрасное видение».

Все обнаруженные в его памяти комплименты были глупы и скучны. Эш предположил, что не ошибется, если скажет просто: «красавица», – хотя слово, конечно, изрядно потрепанное.

– Платье очень красивое, благодарю, – сказала Эмма.

Замечательно. Она его опередила. Начинай все заново.

– Вы бы сделали лучший выбор, – сказал он, – да и качество ткани оставляет желать лучшего, но время поджимало. – Он коснулся расшитого края ее рукава. – Кто бы ни вышивал эти цветы, мастерство не идет ни в какое сравнение с вашим.

– Однако мне очень нравится. – Ее губы тронула улыбка.

У него возникло исключительно глупое ощущение, что он мог бы стечь вниз по ступенькам.

– Счастлив слышать.

«Счастлив». Вот еще слово, которое так долго не слетало с его языка.

– Вы выглядите великолепно, – сказала она.

– Рад, что вы заметили. – Набрав в грудь побольше воздуха, Эш поправил лацканы черного фрака, который заказала для него Эмма. – Фрак выбран с большим вкусом и заказан у лучшего портного. Вот и результат. Вы оценили жилет? Ошеломительная вещь.

– Ну не знаю насчет ошеломительного…

– Зато я знаю все насчет ошеломления и могу вам сказать, что этот жилет – самая точная его иллюстрация.

– Что ж, верю вам на слово.

Эш подал жене руку, и она ее приняла. Он помог ей сойти вниз, сопроводил до ожидающей их кареты, стараясь не наступить на пышные юбки. Не хотел, чтобы она догадалась о его сомнениях.

Сегодня не имело значения, что он отвратительное, покрытое шрамами чудовище, которому хочется забиться в логово, подальше от людских глаз.

Эмма заслужила этот выход в свет. Вечер предназначался ей.

Путешествие в карете до «Друри-Лейн» прошло в глубоком молчании. Пока их подбрасывало на булыжной мостовой, Эмма чувствовала, как растут ее страхи. Ее так занимали нежные чувства, что она перестала тревожиться насчет всего остального. А ведь предстояло очутиться в величественном, роскошном театре, в окружении дам, чьи платья, возможно, были сшиты ее собственными руками.

Она сложила на коленях затянутые в перчатки руки. Ее сердце ныло, точно исколотый иглой большой палец. Наконец она решилась выговориться:

– Мне страшно. А вам?

Вместо ответа он проворчал что-то означающее отрицание, но Эмма восприняла это как утверждение. Она подозревала, что перспектива появиться на людях волнует супруга так же, как и ее, если не больше. Впрочем, ей достало ума не углубляться в эту тему.

– Я не знаю, чего ожидать. Я никогда не была в театре.

– Тогда позвольте, я вам его опишу. Там есть сцена. На ней стоят актеры. Утробными голосами они выкрикивают свой текст, заплевывая всю сцену. Иногда для оживления действия кого-нибудь из персонажей убивают. Мы сидим в лучшей ложе и наблюдаем. Все это довольно…

Карета сделала резкий поворот. Эмму отбросило в противоположный угол. Эшбери протянул руку, обнял ее за талию и притянул назад, к себе. Когда карета выправилась, он продолжал ее обнимать. Эмма сидела, крепко прижатая к его боку.

– Вы дрожите, – заметил он.

– Я же вам сказала, что волнуюсь.

– И вы замерзли. – Покачав головой, он укутал ее плечи полой плаща. – Где ваша накидка?

– Я боялась, что платье помнется. – Если честно, ей просто хотелось прижиматься к мужу, впитывая его приправленное одеколоном тепло. – Путешествие недолгое.

– Да, недолгое, – согласился Эш, выглядывая в окошко. – Мы уже приехали.

На площади перед театром царило безумное столпотворение: кареты, лошади, нарядно одетые дамы и джентльмены, – а дальше возвышались величественные ступени главного входа в театр, но герцогская карета проехала мимо, и кучер остановил ее в боковом переулке. Очевидно, им полагалось входить в театр через особые двери, предназначенные для высоких особ, чтобы избежать толчеи и глазеющей толпы.

Герцог вышел первым. Помогая Эмме выйти, опустил, как всегда, поля шляпы пониже. Ночь была темной, обещая пролиться дождем.

Эш провел Эмму вверх по узкой лестнице, потом по еще более узкому коридору. Наконец они оказались в роскошной ложе. Два обитых бархатом кресла были развернуты прямо на авансцену. На столике их ожидала бутылка охлажденного шампанского и два бокала.

Они устроились в надежном укрытии своей ложи, и лишь тогда Эмма услышала, что он перевел дух – впервые с того момента, как они вышли из кареты.

– Сюда. – Герцог придвинул ее кресло к самому барьеру ложи. – Вы должны сесть впереди.

– Мы могли бы вместе сесть подальше. – Эмма кивнула назад, где публика не могла их видеть. – Мне все равно, где сидеть.

– Зато мне не все равно. – Он бросил в кресло подушку. – Вы должны видеть сцену. А публика должна видеть вас.

– Зачем?

– Я заказывал это платье не для того, чтобы вы прятались в тени. Это ваш дебют в высшем обществе Лондона в качестве герцогини Эшбери. Они должны вас не только видеть, но и восхищаться вами.

– Да, но это значит, что они также должны видеть вас!

– Сегодня, – сказал он, – вы будете сиять, как драгоценный камень. Как рубин. Необычайно большой рубин. – Он склонил голову набок. – Полагаю, вы станете самым большим рубином в мире за всю историю человечества. Рубином… с руками.