Тесса Дэр - Хотите быть герцогиней? [litres]

Да, она принадлежала ему. Однако часть его самого теперь принадлежала ей. И ему эту часть не вернуть, как бы горячи ни были его поцелуи.

Руки Эммы обвили его шею, заставляя нагнуться. Ее нежные губы раскрылись ему навстречу, приветствуя и принимая его.

Из груди Эша вырвался тихий благодарный стон. Его поцелуй обрел новую глубину; их языки соприкоснулись. Он не мог насытиться ею. Ему хотелось обежать языком каждый уголок ее тела. Почему он никогда не ласкал ее так? Сладость прохладной свежей воды смешалась с солью ее слез.

Ах, Эмма! Красивая, глупая.

Потому что только дурочка может из-за него плакать.

Он целовал ее щеки, подбородок, шею – его поцелуи должны были прогнать все ее страхи.

И она вдруг начала сама его целовать. Заставила склонить голову и коснулась губами его лица. Поцеловала губы. Поцеловала нос. Поцеловала ухо, шею и оба трепещущих века.

А еще она поцеловала его уродливые, как будто сведенные судорогой шрамы.

Время остановилось. Казалось, даже капли дождя неподвижно повисли в воздухе. Исчезли все «до» и «после», остался лишь этот благословенный миг. Было только «сейчас» – и «сейчас» длилось целую вечность.

– Эмма…

– Я… – Ее ресницы затрепетали. – Я…

В уме Эш дополнил слова, которые она не решалась выговорить, причем в нескольких самых опасных вариациях.

«Не глупи, – сказал он себе. – Мало ли о чем она хотела сказать. Да о чем угодно!»

«Я… чувствую камешек в туфле».

«Я… хочу пони».

«Я… пошла бы на убийство ради чашки горячего чая прямо сейчас».

Ладно, последнего Эмма точно не сказала бы. Вероятно, и второго тоже. Но она совершенно точно – точнее некуда – не собиралась говорить то, чего Нельзя Называть, о чем Нельзя Думать, Нельзя Обмолвиться и даже, боже упаси, Надеяться.

– Эш, кажется, я…

Его сердце вздрогнуло от тревоги.

Давай, женщина, выкладывай.

Но вместо того чтобы положить конец этой пытке, его герцогиня по контракту поступила еще хуже – сделала то, что никаким контрактом не предусматривалось: обмякла на его руках, провалившись в глубокий обморок.

Эмма лишилась чувств не более чем на несколько секунд. Но к тому времени, когда она вернулась к действительности, Эш успел подхватить ее на руки. Оказалось, ее голова покоится на его широкой груди, а плечи укутаны его плащом. Она узнала знакомый запах: одеколон, мыло для бритья, кожа его перчаток.

Она бы ни за что не догадалась, что его раненая рука еще не обрела былую силу.

Сжимая Эмму в объятиях, Эш быстрым уверенным шагом несся по улице. Она слышала, как под покровом жилета и рубашки бьется его сердце: ровный, устойчивый ритм.

Зато Эмма испытывала ужасную слабость и, похоже, не могла справиться с дрожью, которая сотрясала ее тело.

– Мне уже лучше, – сказала она, стараясь хотя бы не стучать зубами.

– Неправда.

– Опустите меня на землю. Я могу идти сама. – Эмма не была уверена, что сможет идти долго или, по крайней мере, по прямой, но всерьез собиралась попробовать. – У меня просто подкосились ноги.

Герцог даже не ответил, просто нес ее на руках, пока они не очутились на широкой улице. Еще шагов тридцать, и он ногой распахнул какую-то дверь и, пригнув голову, внес Эмму в дом.

Насколько позволяло ее затуманенное сознание, Эмма поняла, что они оказались в какой-то гостинице.

– Проводите нас в номер.

Хозяин гостиницы взирал на герцога раскрыв рот. Группа простолюдинов, выпивавших в обеденном зале, тотчас смолкла. Из задней комнаты вышла женщина с двумя подносами, на которых в больших мисках парила тушеная говядина. Женщина вскрикнула и уронила ношу.

– Иисусе!

Герцог не собирался ждать, пока все они опомнятся от изумления. Поддерживая Эмму здоровой рукой, свободную руку он запустил в карман, нашарил монету и бросил ее на прилавок. Золотой соверен! Достаточная плата, чтобы снять номер здесь на неделю.

– Комнату! – рявкнул он. – Самую лучшую. Немедленно!

– Д-да, милорд. – Руки хозяина гостиницы тряслись, когда он снимал ключ с крюка. – Сюда, прошу вас.

Эш настоял на том, чтобы самому нести Эмму, пока они взбирались вслед за хозяином по узкой крутой лестнице. Хозяин провел их в комнату в задней части дома.

– Самая лучшая комната, милорд, – сказал он, отпирая дверь. – Тут даже есть окно!

– Угля. Одеял. Чаю. И побыстрей.

– Да, милорд.

Дверь хлопнула, закрываясь.

– В этом нет необходимости, – прошептала Эмма. – Мы могли бы сесть в карету и доехать до дому.

– Даже не обсуждается. В этот час вечера, когда публика выходит из театров, мы застрянем на улице на час, а то и дольше.

Он так и не выпустил ее из рук. Эмма подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Неважно. Что такое час?..

– Шестьдесят минут – и это слишком много, – раздраженно отозвался герцог. – Вы промокли и замерзли. Вы не переносите холод. Следовательно, мне ненавистно думать, что вы мерзнете. Я бы побежал и убил дождевые капли, поджег тучи, но это заняло бы немногим больше часа. Возможно, даже два. Поэтому мы здесь, и вы больше не станете сетовать на это обстоятельство.

Его слова согрели ей душу. Закрыв глаза, Эмма зарылась лицом ему в грудь.

«Благодарю тебя, ужасный, невозможный человек. Спасибо».

Вернулся хозяин гостиницы, нагруженный тем, что требовалось: корзиной угля, трутом и стопкой шерстяных одеял.

– Сейчас служанка принесет чай.

– Хорошо. А теперь убирайтесь.

– Милорд, если позволено спросить, вы, случайно, не…

Эш захлопнул дверь ударом ноги, схватил стоявшее возле стены единственное в комнате кресло и осторожно усадил в него Эмму.

– Вы можете сидеть? Не упадете в обморок?

– Не думаю.

Эш высыпал уголь в камин, обложил трутом, высек искру кремнем и начал терпеливо дуть на красные угольки, пока не разгорелся огонь. Потом занялся одеялами. Развернул одно из них и внимательно осмотрел грубую шерстяную материю.

– Грязное и кишит блохами. – Он отбросил одеяло и оглядел комнату, хотя смотреть там было не на что. – Мы поступим так.

Встряхнув плащ, он расстелил его на грязном соломенном матрасе подкладкой вверх. Плотная шерстяная ткань плаща предохраняла подкладочный слой от намокания. В итоге постель оказалась застеленной великолепным сияющим атласом. Потом, сняв сюртук, Эш укутал им Эмму точно одеялом.

Стук в дверь – служанка принесла чай. Эш взял поднос и захлопнул дверь перед носом у девушки, не дожидаясь, пока та разольет чай в чашки.

Он сам взялся служить Эмме, предварительно заглянув в чашку, чтобы убедиться, что она чистая, потом наполнил чашки чаем, добавив молоко и щедрую порцию сахара. Из кармана жилета извлек маленькую фляжку, отвинтил крышку и плеснул в чай жидкость янтарного цвета, ароматную и, несомненно, неприлично дорогую.