Екатерина Оленева - Так становятся звёздами. Часть 1 [СИ]

— Я, пожалуй, тоже пойду, — пробормотала Гаитэ. — Благодарю за прекрасный вечер.

— Позвольте проводить вас, — поднялся Сезар.

К удивленью Гаитэ, Торн не стал возражать. Разве не странно? Но, вероятно, у её будущего мужа были свои планы на вечер, что также не внушало ей оптимизма. Правильней было бы именно Торну проводить сестру и невесту, но мужчины слишком много выпили за вечер и, судя по энтузиазму, с каким они продолжали расслабляться, останавливаться на достигнутом никто не собирался.

Дворец погрузился в полумрак, в лунные лучи, редкие отблески свечей и полудрёму. Стоило отойти от освещённых комнат, ты словно попадал в другой мир. Здесь мог притаиться враг или демон, но отчего-то странное спокойствие снизошло на душу Гаитэ.

Сезар шёл посредине между двумя женщинами, поддерживая их под руки с равным вниманием, нежностью и предупредительностью. Дойдя до своей комнаты, Эффидель с полуулыбкой обернулась, переведя взгляд с Сезара на Гаитэ:

— Вы не войдёте?

— Пожалуй, будет лучше проводить Гаитэ. Завтра нашей новой родственнице может потребоваться выносливость марафонца. Сестра, надеюсь ты извинишь нас, если мы оставим тебя?

— Не сомневайся в этом, брат. Спокойной ночи! — послала им Эффидель воздушный поцелуй перед тем, как скрыться за дверью.

Стоило остаться наедине, как Гаитэ повернулась к Сезару, мгновенно сбрасывая с себя маску счастливой, умиротворённой невесты. С его лица тоже сползла мина самоуверенного, самовлюблённого наглеца, так старательно демонстрируемая всем весь вечер. Теперь оно приняло напряжённое, даже грустное выражение как у человека, обречённого на нечто тягостное для себя.

— Я думала, что не увижу вас до свадьбы, — вздохнула Гаитэ.

— И кажется, вы не рады встрече? — грустно откликнулся он.

Гаитэ пожала плечами:

— На этот вопрос нет однозначного ответа.

— Что же в нём неоднозначного?

Неожиданно Сезар взял её за руку, заглянув в глаза:

— Скажите, что печалит вас? Даже когда вы появились здесь впервые, всеми оставленная, загнанная, в ваших светлых глазах не отражалось столько печали? Чего вы боитесь, Гаитэ? Вы под надёжной защитой. Мы позаботимся о вас и вашем будущем. Неопределённости больше не будет…

— О! Боюсь, что всё как раз слишком определённо.

— И это пугает вас?

— Не пугает. Скорее печалит.

— Что печального в браке с наследником престола? — Сезар спросил об этом без насмешки или сарказма. Это был просто вопрос.

— Никогда не думала о браке, как о способе найти политическую выгоду, но среди знати, чтобы ты не делал, тебя беспрестанно окружает кровь, предательство, бесконечное насилие. Не важно, шагнёшь ли ты вправо, пойдёшь ли налево — всё равно будет тоже самое. Мне сложно представить, что вся мой жизнь пройдёт рядом с вашим отцом, братом, рядом с вами или моей матерью. Я не такая, как вы.

— Да, я знаю — вы чуткая и мягкая. Вы во всех стараетесь видеть хорошее, — губы Сезара горько скривились. — Даже в тех, в ком хорошего почти нет.

Он смотрел ей в глаза, словно взглядом пытался удержать от чего-то. Или удержаться самому?

Гаитэ встретила его взгляд таким же прямым, ищущим ответа, взглядом:

— Скажите, это правда — то, что о вас говорят?

— Обо мне говорят много чего. Какая правда вас интересует?

— Вы действительно убили всех Форсева? И не просто отдали приказ, а перерезали горло им лично?

Сезар поморщился, непроизвольно поднимая пальцы к лицу, устало потирая переносицу:

— Вас это тревожит?

— Ваша кровожадность? Признаться, да! Зачем вы это сделали? Разве недостаточно было самого факта победы над врагом?

— У вас завтра свадьба, а вы стоите здесь, со мной, и пытаетесь выяснить мотивы моих поступков? — с усмешкой протянул Сезар.

— Всё именно так. Я получу ответы на свои вопросы? Почему вы столь жестоки? Вам нравится проливать кровь?

— С каким упрямством вы идёте к цели. Успели научиться этому у нас?

— О чём вы, Сезар? Я ведь Рэйвдэйл. Фамильное упрямство моих предков успело войти во многие поговорки, но дело, на самом деле, в другом. Я просто хочу понять вас. Подобная жестокость, коварство и кровожадность не могут не отталкивать людей. Вы же понимаете это?

— Конечно, любовь моя. Я выиграл много боёв, но ваше сердце мне уже не завоевать, добром ли, неволей — оно принадлежит другому, и вы неоднозначно дали мне это понять.

— Прошу вас, не нужно играть со мной! Просто скажите — зачем вы убили мальчишек, почти ещё детей? Это же не принесло вам славы?

— Это внушило страх в сердце наших врагов и в сердца тех, кто колеблется с выбором. Верность не всегда заслуживается любовью, Гаитэ. Куда чаще к ней вынуждают другие средства.

— Это ваше кредо? Становясь между выбором — любовь или страх, — выбирай второе?

— Только когда дело касается войны. С женщинами всё иначе.

Они как раз дошли до лестницы и Сезар галантно предложил Гаитэ руку, о которую она оперлась, малодушно пользуясь случаем и возможностью сближения под таким, пусть нехитрым, предлогом.

— Вы могли бы проявить милосердие.

— На самом деле я его и проявил. Ещё до того, как я приехал в Тиос ко мне прибыли посланники с просьбой избавить их от семейства Форсева. Они не в первый раз сеяли смуту. Предыдущее восстание было подавлено года два назад, не больше. Провинция не смогла самостоятельно избавиться от алчного семейства, тратившего состояние богатого портового города на свои нужды. А, как известно, жадный человек — слабый человек.

— С каких это пор слабость стала поводом, чтобы вырезать всю семью под корень? — возмутилась Гаитэ. — Я достаточно успела узнать за это время мужчин, особенно в вашем пылком семействе. Гордость служит первоосновой вашего естества, но, Сезар, есть же предел? Это показательное кровопролитие — чем можно его оправдать? Обязательно ли было демонстрировать всему миру свою силу таким способом?

— Это было необходимо.

— Убивать детей?

— Самому младшему из убитых волчат было семнадцать. Конечно, ещё не матёрый волк, но тому, кто рождён мужчиной, достаточно лет, чтобы успеть отрастить острые зубы. Разве ваш собственный брат тому не пример?

— Если и пример, то леденящий душу. Судя по вашим поступкам, у него дурные перспективы. И вы должны понимать, что у подобного вашего поступка будут последствия.

— Я понимаю. Именно потому он до сих пор жив. А что касается Форсева, то изначально у меня не было столь кровожадных намерений на их счёт. Я заранее объявил о своём прибытии, договорился о перемирии, пытался устроить переговоры. Но всё кончилось тем, что их войска устроили нам засаду, истребив наш эскорт. Вместо того, чтобы, как полагается мужчинам, решать вопрос боем или разговорами, они подло пытались сбежать, бросив людей, зависящих от них, на произвол судьбы. Пытаясь бежать, Форсева сыпали не только проклятиями — их можно терпеть. А вот их обещания вернуться с варкаросскими войсками и кораблями меня напрягали гораздо сильнее. Когда же до меня дошли слухи о том, что выродки Форсева угрожали безопасности моей сестры… и твоей тоже…