Элизабет Макнилл - Мастерская кукол

Он потер подбородок и пристальнее всмотрелся в лицо Леди Гижмар на картине. Его взгляд различал мазки краски на щеке, блики света в глазах, неестественную бледно-зеленую внутренность приоткрытого рта. Да, вблизи картина оказалась именно тем, чем была: иллюзией, обманом, грубой подделкой – совсем как крашеные рыжие волосы шлюхи из борделя. А лжи Сайлас терпеть не мог. Он считал, что хуже этого ничего и быть не может.

Его рука, сжимавшая в кармане рукоятку скальпеля, чуть дрожала. Дождавшись, когда толпа перед картиной поредеет, а в углу зала зашумят поспорившие о чем-то любители живописи, Сайлас достал скальпель и вонзил в край холста. Холст был твердым, как дерево, но он нажал сильнее, и острие с тихим щелчком проткнуло ткань.

Картина была невелика – примерно с его руку шириной, и Сайлас плавно провел лезвием поперек холста. Раздался негромкий треск. На руку посыпались чешуйки краски, крученые льняные волокна упруго лопались и тут же раздавались в стороны. Леди Гижмар была разрезана пополам на уровне пояса; развалилось надвое и нарисованное окно. Сайлас удовлетворенно улыбнулся, убрал скальпель и, громко стуча каблуками по деревянному паркету, пошел к выходу. Беспрепятственно спустившись по лестнице, он пересек двор и смешался с толпой на площади. Никто его не преследовал.

Айрис попробовала пошевелить ногами, но они отказывались повиноваться, словно Сайлас подрезал ей сухожилия. На мгновение она представила себе его руку с зажатыми в ней хирургическими ножницами. Щелк! Щелк! А ведь он и правда способен на что-то подобное, подумала Айрис и похолодела от ужаса. Тогда ей точно не выбраться, значит, надо спешить.

И, едва услышав, что Сайлас куда-то вышел, Айрис резко наклонилась вперед, пытаясь встать на цыпочки с тем расчетом, чтобы стул, к которому она была привязана, оказался у нее на спине. Увы, едва коснувшись пальцами пола, Айрис испытала такую сильную боль, что не удержалась от крика. Мышцы на ногах одеревенели и настолько ослабли, что она едва не завалилась лицом вперед. Лишь в последний момент она успела откачнуться назад и принять первоначальное положение.

Некоторое время Айрис сидела неподвижно, набираясь сил. Закрывавшая рот тряпка мешала ей дышать, кожа вокруг губ чесалась и саднила, а собственное дыхание казалось несвежим и затхлым. Нет, она непременно должна освободиться, чтобы снова дышать свежим воздухом, ощущать ароматы цветов, а не собственной мочи, видеть что-то помимо слепящей темноты. И, почувствовав, что боль в ногах немного улеглась, Айрис повторила попытку. Это был почти акробатический трюк, который отнял у нее все силы, но в этот раз ей удалось придвинуться вместе со стулом почти вплотную к стене.

Это был большой успех, и она позволила себе передохнуть еще немножко. Прислонившись виском к холодному, влажному камню, Айрис тяжело дышала, ожидая, пока мускулы перестанет сводить жестокой, выворачивающей суставы судорогой.

Я чувствую боль, думала она, значит, я еще жива.

Холодный пот еще стекал по ее лицу, но Айрис, помня о необходимости спешить, снова встала на цыпочки и попыталась разбить стул о стену. Поначалу она действовала не слишком решительно, боясь пораниться или нанести себе серьезное увечье, но стук дерева по камню прозвучал так глухо и безнадежно, что Айрис отбросила осторожность. Удар! Еще один! На этот раз она прищемила предплечье и взвизгнула от боли. По коже заструилась теплая кровь, но ей было все равно. Айрис даже испытала какую-то извращенную радость от сознания, что способна вынести и это, и вообще все что угодно.

От усилий ее ноги снова начало сводить судорогами, в затылке запульсировала боль, но Айрис продолжала исступленно биться о стену. Снова и снова она бросалась на нее всем телом, стараясь повредить стул. Раз или два ей показалось, будто она слышит сухой треск ломающегося дерева, но, когда Айрис попробовала пошевелить рукой, подлокотник не поддался, и она снова ударила стулом о стену. Ах, если бы ей только удалось освободить руку – одну только руку! Тогда развязать узлы и освободиться не составило бы труда.

Иногда, отдыхая, Айрис закрывала глаза и думала, что все ее усилия тщетны. Ей казалось, будто она барахтается в какой-то глубокой реке и вот-вот камнем пойдет ко дну. Силы ее на исходе, ей не освободиться, не убежать. От этих мыслей пересохшее горло Айрис сжималось, окружающее смазывалось и начинало кружиться в бешеном водовороте, дурнота наплывала волнами, и ей стоило огромного труда не потерять сознание.

Нет, твердила она себе, нельзя опускать руки. Она будет бороться до конца. Должна бороться.

Ее рука и плечо покрылись синяками и ссадинами, икры пылали от напряжения, но Айрис продолжала ударять стулом о каменную кладку, мысленно считая разы.

«… Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…»

В какой-то момент ей стало казаться, что ее члены сделаны из фарфора, как у куклы, что ее изгвазданное, порванное платье – роскошный кукольный наряд из плотного блестящего атласа с кружевной оторочкой, что на ногах у нее нарисованы черной краской туфли с белыми пуговицами и что боль – это всего лишь случайные уколы иглой, которой Роз сшивает платье на тряпичном теле.

«Живой или мертвый?» – спрашивает она сестру, и та прячет улыбку.

«Неужели тебе еще не надоела эта глупая игра?»

«Смотри, глаза на снимке чуть смазаны. Значит, ребенок живой!»

А сама-то она жива??!

И, зарычав от ярости, Айрис снова атаковала стену. Сила собственных ног на мгновение ошеломила ее, но она тут же об этом забыла, потому что наконец-то услышала самый прекрасный, самый замечательный в мире звук – треск ломающегося дерева.

На этот раз это не была игра воображения. Айрис сразу почувствовала, как ослабли путы. Вспыхнувшая в запястье боль прострелила руку до плеча. Усталость и боль заставили ее на несколько секунд замереть, но вместо уныния и безнадежности Айрис испытывала глубочайшее удовлетворение от того, что все-таки добилась своего. Она сделала то, что, как ей казалось, было выше ее сил. Стряхнув с себя апатию, Айрис быстро развязала оставшиеся узлы на руках и на ногах и отшвырнула в сторону ненавистный кляп. Теперь нужно попытаться встать.

И тут она услышала шаги. Сайлас… Он ходил наверху из стороны в сторону, потом остановился возле люка. Если он сейчас спустится вниз, то сразу увидит сломанный стул и лежащие у ее ног матерчатые полосы. Бороться с ним Айрис не могла – для этого она была слишком слаба. Конечно, Сайлас легко ее одолеет, а потом снова свяжет – еще крепче, чтобы она не могла повторить свой трюк. Быть может, он даже изобьет ее или сломает ей ногу, чтобы предотвратить новую попытку побега. И тогда ей конец. Она больше ни за что не сумеет освободиться.