Элизабет Макнилл - Мастерская кукол

Краем глаза Сайлас наблюдал за большой группой мужчин, которые, как и он, восхищались картиной, и в груди его разгорался гнев. Они недостойны смотреть на Айрис. Они не имеют права любоваться ее полными, чуть выпяченными губами, широко расставленными глазами и изящным изгибом деформированной ключицы. Айрис принадлежит только ему. Ему. Она – его королева!

Когда толпа перед картиной немного поредела, Сайлас обратил внимание на интерьер, в котором художник изобразил Айрис. Он отметил и решетку на окне, и тоскливое выражение ее лица, и птицу, к которой она протягивала руку. Постойте, постойте!.. Разве это не та самая голубка, которую он продал художнику? Так и есть, тут не может быть никаких сомнении. А как выписано каждое перышко, каждая пушинка! Глядя на нее, было совсем нетрудно представить, что птица только что выпорхнула из нарисованной темницы. Но разве сумел бы Луис так нарисовать голубку, если бы он продал ему негодное чучело, с гордостью подумал Сайлас.

Приблизившись к стене еще на шаг, он прочел подпись под картиной.

«Воз-люб-лен-ная Гиж-ма-ра в тем-ни-це… Как жи-знь пус-та – он не при-дет». – и еще несколько слов, которые он не разобрал, но этого и не требовалось. Его воображение заработало на полную катушку, и Сайлас осознал – осознал с чувством облегчения и признательности, – что Айрис дает ему третий знак. Наконец-то ему стало ясно, что́ он должен сделать, чтобы удостоиться ее благодарного взгляда, чтобы сделать ее своей, чтобы развлечь Айрис и раз навсегда стереть с ее лица печаль.

Радость нахлынула на него. Все его существо переполнялось пьянящим восторгом и трепетом, которое Сайлас не решался назвать и которое хотел бы навсегда сохранить в себе, если бы мог. То, что он испытывал, было куда лучше, чем бежать за Флик по лугам Стаффордшира, лучше, чем наткнуться на череп барана с круто изогнутыми рогами, лучше, чем наконец-то получить возможность беспрепятственно целовать Флик в губы и знать, что отныне она принадлежит только ему одному.

Итак, решено. Он освободит Айрис, чего бы это ни стоило.

– Дорогой, – сказала Айрис, потянув Луиса за руку, – что случилось? Ей-богу, ты двигаешься медленнее, чем Джинивер. На выставке хватает интересных вещей. В конце концов, не так уж важно, на какое место повесили твою картину.

– Ладно, идем. Главное, сохранять достоинство, – отозвался Луис, но тут же рассмеялся и двинулся дальше чуть ли не вприпрыжку. – Думаю, для меня не будет слишком большим сюрпризом, если мою картину засунули куда-нибудь в темный уголок, как было в прошлом году с хантовским «Риенци» 43 43 Имеется в виду картина У. Ханта «Риенци клянется отомстить за смерть своего младшего брата, убитого в схватке между кланами Орсини и Колонна» (1849). . В конце концов, я это предвидел.

Огромное, почерневшее от копоти здание Королевской академии на Трафальгарской площади высилось прямо перед ними. У входа собралась небольшая толпа мужчин в черных цилиндрах, над которыми поднималось голубоватое облачко табачного дыма. Легкий ветерок рвал дым в клочья, но мужчины стояли неколебимо и твердо, словно черпая силу в тяжелой неподвижности здания у себя за спиной. Казалось, даже самое сильное землетрясение не в силах пошатнуть и самую тонкую из его колонн. Академия была незыблема, как скала. Глядя на ее толстые каменные стены, Айрис вспомнила свой рисунок и подумала, что Джинивер вмешалась очень своевременно. Кто бы мог подумать, что простая вомбата способна стать орудием Провидения! Сейчас Айрис была рада, что не смогла выставить свою «Античную руку» – все-таки рисунок был еще слишком сырым, незрелым. В следующем году, думала она, все будет по-другому. Чтобы ее дебют состоялся, она должна написать безупречную картину – такую, которая сразу же привлечет к себе внимание. Не последнюю роль играл и размер: Айрис уже решила, что ее полотно будет как минимум пяти футов в высоту. Чем больше места будет занимать картина, тем выше вероятность, что ее заметят.

Привратник открыл перед ними дверь, почтительно поклонился и знаком показал, что они могут пройти, минуя очередь. Пока они поднимались по мраморной лестнице, Луис чуть сильнее сжал ее локоть, и Айрис неожиданно почувствовала желание. Перед глазами промелькнула картина, заставившая ее порозоветь. Словно наяву Айрис увидела, как ее губы, плотно обхватив напряженный член Луиса, быстро движутся вверх и вниз и он едва сдерживает крик наслаждения.

Не удержавшись, она негромко хихикнула, и Луис удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал. На ходу он то и дело раскланивался с какими-то людьми, приподнимал в знак приветствия шляпу (еще один подарок Милле), и Айрис заметила в его волосах несколько засохших капель голубой краски. Время от времени Луис шепотом называл ей имена людей, с которыми здоровался.

– Это Браун, я слышал, о его «Чосере» 44 44 «Джефри Чосер при дворе Эдуарда III» – картина Форда Мэдокса Брауна. очень хорошо отзываются. А это Истлейк… и леди Истлейк. Это Лейтон… А вон тот тип – сам Рейнольдс…

В залах Академии стоял неумолчный гул множества голосов, а плотный табачный дым плыл под потолком подобно грозовой туче. Луис тоже достал из кармана трубку и крепко сжал зубами мундштук, но зажигать не стал. Когда они вошли в первый зал, он остановился и обвел взглядом стены – сначала на уровне глаз, потом выше и ниже. Айрис попыталась проделать то же самое, но не смогла – у нее буквально разбегались глаза. Представляя себе этот день, она думала, что картины будут висеть на стенах ровными рядами, но то, что она видела сейчас, больше всего напоминало хаос – великолепный и прекрасный хаос. Стены демонстрационного зала напоминали лоскутное одеяло, состоящее из заключенных в золоченые рамы картин самых разных размеров и форм – прямоугольных, квадратных, овальных и с закругленным верхом. Картины висели чуть не вплотную одна к другой – от пола до потолка, который один оставался свободным. Айрис и вообразить не могла, сколько кропотливого труда, вдохновения и бессонных ночей вмещает эта комната – быть может, несколько десятилетий или даже столетий. Попытавшись сосредоточиться на картине, изображавшей ручей в Шотландии, она никак не могла отделаться от мыслей о том, какими красками пользовался автор, как он накладывал их на холст, какую технику использовал. Да, в этом зале были собраны не только труд и вдохновение, но и работа мысли, которая скрывалась за каждым холстом, как за циферблатом часов скрывается сложный и тонкий механизм.

– Ее здесь нет, – сказал Луис напряженным голосом и потащил Айрис в следующий зал.

Пока они пробирались сквозь толпу, Айрис слегка приподняла юбки, чтобы на них кто-нибудь не наступил, а сама с любопытством оглядывалась по сторонам. Зрители внимательно рассматривали полотна, указывали друг другу на какие-то заинтересовавшие их детали, смеялись, задумчиво покачивали головами. Казалось, сегодня здесь собрался весь Лондон, чтобы обсудить новые картины и вынести приговор, но она знала, что это не так. На предварительный просмотр приглашали только специалистов-критиков и авторов.