Тимери Мурари - Арджуманд. Великая история великой любви

Мурти первым прорисовал узор. Этот узор приняли за образец, который остальные воспроизводили, не допуская отклонений. Все работали тщательно, так, чтобы никто в мире не смог бы сказать, что решетку делали разные мастера.

Конечно, на такую работу требовалось время. Бальдеолас часто повторял изречение из Корана: «Терпение от Аллаха, торопливость — от Иблиса». При малейшем сбое, если глазам откроется самый незначительный дефект, ему придется встать на колени перед палачом Шах-Джахана. При мысли о смерти Бальдеоласа прошибал пот. На берегах Джамны часто пылали ритуальные костры, гаты , от пепла сожженных тел воздух был серым и зловонным…

Бальдеоласу нравился Мурти — спокойный человек, хотя упрямый и гордый. Он не признавал несовершенства и уверенно держал резец в руке, настоящий ачарья . В остальных Бальдеолас не был так уверен. Простые подражатели, они могли утратить интерес, отвлечься и позволить резцу соскочить, нарушив идеальную симметрию.

Он помнил, как все началось. Мурти присел перед мраморной плитой. Перед ним на земле в определенном порядке были разложены инструменты, на головках резцов виднелись пятнышки кункума — знак благословения. Мурти выбрал первый резец, проверил остроту кончика. Потом, зажав инструмент в ладонях, склонил голову в молитве. Она была короткой: «Маха Вишну, Великий Хранитель, направляй мои руки в этом долгом пути». Гопи протянул ему деревянный молоток, и Мурти, бережно установив резец в верхнем левом углу у самой границы, отколол первый кусочек мрамора…

Шах-Джахан смеялся. Смех не был радостным, в нем слышалось всего лишь бесстрастное удовлетворение. Падишаху только что доложили, что фундамент наконец готов и можно начинать работу над самой усыпальницей. Она вознесется на высоту сто семьдесят один хаст от пола до завершения шпиля, высота намного превысит ширину, равную ста двадцати девяти с половиной хастов [62] Хаст — мера длины в Древней Индии, 1 хаст равен 43,2 сантиметра. В переводе на привычную нам систему мер высота Тадж-Махала равна 74 метрам, ширина — 56,7 метра. .

В плане здание было задумано как квадрат со стороной, равной ста тридцати двум хастам, но из-за скосов на каждом углу, по двадцать пять с половиной хастов каждый, сооружение казалось восьмиугольным.

Чтобы вывести фундамент с огромной глубины до уровня земли, потребовалось пять долгих лет. После того как сооружение гробницы будет закончено, поставят высокий цоколь. Этот нужно для того, чтобы создать иллюзию, будто здание парит над землей.

В конечном счете всё — иллюзия… Хотел бы он знать, завершится ли строительство еще при его жизни. Должно завершиться — он просто не может умереть, не доведя дело до конца. Больше никто не любил ее так, как он. Никто…

— Исмаил Афанди ожидает… — объявил Иса.

Шах-Джахан сделал жест, повелевая приблизиться. Зодчий склонился в поклоне. Подмастерье внес макет купола высотой в три хаста и аккуратно поставил на низкий столик.

— Отлично, — произнес Шах-Джахан. — Он великолепен, Афанди. Ты понял, чего я хочу.

— Да, повелитель…

Шах-Джахан обошел столик, любуясь на купол. Внезапно лицо его омрачилось:

— Он прекрасен, но выдержит ли собственный вес? В дереве задача кажется простой, а в мраморе? Купол ведь может сложиться и рухнуть?

— Падишах, — Афанди явно был рад возможности продемонстрировать свой ум. — Взгляни. — Зодчий приподнял купол, открыв еще один, скрытый внутри. — Чтобы достичь желанной высоты, мы построим два купола. Внутренний будет служить опорой для внешнего, принимая на себя его вес. От основания до верхушки его высота составит около ста хастов. Никто прежде не строил сооружений столь высоких!

Падишах хлопнул Афанди по спине, и зодчий расплылся в довольной улыбке. Он не сказал всей правды о проекте, но сейчас, когда его хвалят, это было бы лишним.

Словно уловив его мысли, Шах-Джахан внимательно взглянул на него, потом перевел взгляд на макет, глаза превратились в щелочки.

— Ты умен, Афанди. Это истинно так: доселе такой высоты ничего не строили. Но я изучил гробницу Сикандара [63] Сикандар-шах (1489–1517) представитель афганской династии Лоди, правившей в Делийском султанате в 1451–1526 годах. Гробница, о которой идет речь, более известна как гробница Акбара, строительство которой началось еще при жизни падишаха. в Дели и знаю, там тоже двойной купол. Есть они и в других местах — ндийцы давно изобрели двойные купола.

— Это правда, падишах, — прошептал Афанди.

— Хорошо. Мы должны учиться у других.

— Скорей, — шептал он.

Шах-Джахан сидел в диван-и-кхасе , наблюдая через террасу, как усердно трудятся рабочие. Ему было тревожно, неспокойно. Взгляд блуждал поверх маленькой кирпичной гробницы, последнего приюта его Арджуманд. Здание венчал небольшой купол, приземистый, некрасивый… Его пронзила острая боль при мысли о том, что она лежит там, совсем рядом — и в то же время в недосягаемой дали, как было в начале их любви. Рок продолжал разыгрывать с ними свои жестокие игры.

На краткий миг он пожелал, чтобы Арджуманд увидела, как растет Тадж-Махал. Днем мавзолей будет затмевать красотой солнце, ночью — отвлекать людей от созерцания луны…

Шах-Джахан с новой силой ощутил гнетущее одиночество. Он пытался и не мог вспомнить, какие именно слова говорил ей тогда, в саду, на свадьбе отца. Кажется, он говорил, что мир без нее стал как пустыня, а вся его жизнь — цепочка занесенных песком следов. Теперь она мертва, и ему никогда уже не выбраться из этой пустыни. Он даже не пытался подыскать себе новую спутницу: все равно ни одна не заменит ее, Арджуманд.

Падишах мрачно усмехнулся: какая жестокая ирония — он повелевает империей, но одиночество его беспредельно…

Он заходил по комнате. Лучи предвечернего солнца превращали в золото решетчатые стены, ползли по темным узорам пола. На закате освещение изменилось. Комнату окрасил красный свет, необычный, магический. Давным-давно именно здесь он спорил с отцом, отстаивая свою любовь. Джахангир был пьян и расстроен из-за того, что его чувства к Мехрун-Ниссе не находили ответа. Он не внял мольбам сына…

Все изменилось, и то, что сейчас поднимается на берегу реки, достойно Арджуманд и… достойно его самого, Шах-Джахана. Его имя будет гулким эхом отдаваться в веках. Грядущие поколения будут говорить: это создал Шах-Джахан, Властелин мира, Великий Могол. А может быть, кто-то скажет: здесь лежит сердце властителя, его Арджуманд.

Арджуманд… Он заплакал, удивляясь, как легко текут слезы.

— Я погубил ее, я ее погубил…

Слова вырвались у него против воли, словно он не хотел признавать того, что мучило его на протяжении стольких лет. Но и слезы не могли унять боль.