Екатерина Бэйн - У кошки девять жизней [СИ]

— Хорошо, но почему ты придаешь этому случаю такое значение?

— Какое такое значение? Один дюйм — и пуля оказалась бы у нее в голове, — он указал на меня, — все, больше никаких прогулок.

— Это же скучно, — Эвелина скривила губы.

Герцог раздраженно махнул рукой.

Мы вернулись в дом. Происшедшее можно было бы назвать забавным, если б не была убита лошадь. Мне было ее жалко. Не повезло бедняжке! Откуда же было знать, что кому-то вздумается в нее стрелять. А что касается моих якобы врагов, то это было просто смешно. Какие у меня могут быть враги, скажите на милость? Какая-нибудь ревнивая особа, возмущенная моим успехом на приеме засела в засаду с ружьем? Вы этому верите?

С другой стороны, конечно, пуля могла угодить мне в голову. Но ведь не угодила. Так зачем же было поднимать такой шум?

Кстати сказать, это происшествие было не единственным. Вечером со мной случилась еще одна неприятность. Произошло это так.

Было уже поздно и я собиралась улечься в постель. Эмили помогла мне переодеться, накрыла теплым одеялом и пожелав спокойной ночи, ушла к себе. Я закрыла глаза и тут же открыла, так как заметила, что эта забывчивая клуша не погасила свечи. Эмили вечно что-нибудь забывает. Особенно, вечером, когда у нее на уме одно: как бы поскорее рухнуть в постель и забыться сном.

Я приподнялась на локте, собираясь позвать ее, но не успела. Позади меня раздался грохот и что-то тяжелое больно стукнуло меня по голове. Так сильно, что даже искры из глаз посыпались. Я охнула и обернулась.

Картина в тяжелой резной раме. Черт побери, какому идиоту пришло в голову вешать картины в изголовье кровати? Не говорите мне, сама догадаюсь. Конечно, это герцог. Кто еще! Точно такую же картину я видела в спальне Эвелины. Додуматься до такого можно лишь от великого ума.

Я встала и пощупала затылок. Так и есть, шишка. Я разозлилась еще больше. Нет, ну какой же кретин! Зачем мне картина в спальне? Думал, я буду любоваться на эту мазню ночью в потемках?

Наклонившись, я присмотрелась к упавшему произведению искусства. Так и есть. Шнур, на котором она висела, оборвался. Еще бы ему не оборваться! Он же тонюсенький! На нитку бы повесили, а потом удивлялись, что это она упала!

Я с трудом стянула картину с кровати. Все-таки, мне повезло. Если бы я лежала, меня бы стукнуло не плашмя, а прямо по лбу. Не знаю, обладает ли мой лоб такой крепостью, чтобы выдержать эту тяжесть. Если послушать батюшку, то моим лбом можно пробивать дубовые ворота, но он, разумеется, преувеличивает. В этом случае лоб должен быть чугунным.

Еще немного поругавшись сквозь зубы, я приложила к затылку мокрое полотенце и легла спать, на всякий случай проверив сперва, нет ли надо мной еще каких-нибудь сюрпризов.

Второе происшествие случилось три дня спустя. Эвелина предложила мне прокатиться верхом по парку.

— Милые дамы, — напомнил нам Этьен, развалясь в кресле, — вы, кажется, забыли, что вам запрещено покидать пределы дома.

— А мы и не будем покидать их, — отозвалась Эвелина, — я говорила о парке. Парк в пределах дома.

— Мне кажется, Огюстен имел в виду все окрестности с парком вкупе, — хмыкнул вредный кузен.

— Его сейчас здесь нет, правда? — ехидно напомнила я, — так что, мы не сможем уточнить, что именно он имел в виду.

В самом деле, в тот день герцог был в отъезде.

Эвелина засмеялась, признав мою правоту. Этьен пожал плечами.

— Мое дело — предупредить. Тебе ли не знать, Эви, как наш милый Огюстен страшен в гневе.

— О-о, — протянула я в притворном ужасе, — он нас поколотит?

— Пойдем, — Эвелина со смехом взяла меня под руку, — глупости, конечно, нет. Он просто несколько шумен.

— А, ну шумом нас не напугаешь.

Мы отправились во двор, где уже были приготовлены лошади для нас. Этьен остался в доме.

— Он так боится вашего брата? — спросила я, садясь в седло.

— Этьен? Не думаю, что он кого-то боится. Нет, он не пошел с нами из чувства противоречия. Я его хорошо знаю.

Однако, судя по случившемуся позже, Эвелина знала своего кузена не столь хорошо, как считала. Но об этом потом.

Один круг по парку мы сделали чинной трусцой, переговариваясь между собой. Но Эвелине, как и мне надоело плестись, тем более, как удачно заметила я, нас все равно никто не видит.

— Поскачем быстрее. Я не люблю легкую трусцу. Это для детей, впервые севших в седло.

Мы обе подхлестнула лошадей и помчались. Точнее говоря, это Эвелина помчалась, а я полетела. Не успев сообразить, в чем дело, я приземлилась прямиком в клумбу. Моя лошадь, облегченная отсутствием седока легко обогнала Эвелину, именно поэтому та заметила, что со мной произошло.

Падение было мягким, все-таки я упала в клумбу с цветами, а не на гладко утоптанную дорожку. Но я все равно больно ударилась и едва не вывихнула руку.

Эвелина поспешно вернулась и подскочила ко мне:

— Господи, Изабелла, вы живы?

— Померла, — сердито отозвалась я, поморщившись от боли, — конечно, жива. Считаете, я похожа на хладный труп?

— Трупы не разговаривают, — отмахнулась она, помогая мне встать, — и тем более, не язвят. Теперь я уверена, что вы в полном здравии.

Я отряхнула платье от земли.

— Ну, не в полном. Синяки на мягком месте мне обеспечены.

Эвелина фыркнула.

— Я так перепугалась! Думала, вы убились.

— Я столько раз падала, что мне это не грозит.

— А все-таки, почему вы упали?

— Не знаю, — я пожала плечами.

Седло валялось поблизости и было просто преступлением не посмотреть на него. Насколько я знаю, седла редко отправляются вслед за седоком. Разве что тогда, когда лопнет подпруга.

Я наклонилась и осмотрела вышеозначенное. И тут в мою душу закралось легкое недоумение, подозрение, если хотите. В любом случае, это было странно. Подпруга не лопнула, не развязалась. Она была перерезана. Надрез был ровный, как ножом срезанный. Впрочем, полагаю, это было сделано именно ножом.

— Интересно, — протянула я.

Эвелина присела рядом со мной.

— Что?

— Смотрите, — я указала на подпругу, — ее кто-то перерезал.

Эвелина ахнула. Я посмотрела, что вызвало в ней бурю эмоций и увидела, что она побледнела.

— Господи! — девушка прижала пальцы ко рту, — Огюстен был прав!

— В чем? — полюбопытствовала я.

— В том, что у вас есть враги!

— Глупости! Нет у меня никаких врагов.

— Но кто-то же это сделал.

— Правильно. Но ты считаешь, что враги прокрались к конюшне и сделали свое черное дело? Ой, простите! — спохватилась я, сообразив, что говорю ей «ты».

— Ничего страшного, — улыбнулась она, — я давно хотела тебе это предложить. Ведь теперь мы в некотором роде сестры.

Я с гримасой поднялась на ноги. Здесь я угадала, синяки уже давали о себе знать. Впрочем, мне было не привыкать и я бы наверняка забыла о них через полчаса. Но Эвелина не дала мне этого сделать. Она подхватила меня под руку и столь осторожно повела к двери, словно я была по меньшей мере, при смерти.