Джоанна Линдсей - Это дикое сердце [litres]

От его слов девушке не стало легче. Кортни не хотела оставаться с незнакомыми людьми, но еще больше боялась, что Чандос ее бросит.

– Я думала, ты собираешься взять меня с собой в Парис, а потом мы продолжили бы путь оттуда.

– Я передумал.

– Из-за моей лодыжки?

– Послушай, я уйду на четыре дня, не больше. Тебе пойдет на пользу полежать в постели.

– Но почему здесь? Почему не в Парисе?

Он вздохнул.

– У меня нет знакомых в Парисе. Я часто проезжаю через Аламеду, когда пересекаю Индейскую территорию. Я знаю Маму. Я знаю, что могу доверить ей присмотреть за тобой, пока буду в отъезде. Ты в хороших руках. Я бы не оставил тебя, если бы не…

– Но Чандос…

– Черт возьми! – взорвался он. – Не заставляй меня чувствовать…

Он замолчал, увидев, что вошла Мама с большим подносом еды.

Когда Мама подошла к столу, Чандос встал.

– Я ухожу, Мама. Позаботься, чтобы она приняла ванну после еды, а потом уложи ее спать.

Он зашагал к двери, но на полпути остановился, развернулся и снова подошел к ней. Склонившись над Кортни, он приподнял ее с кресла и крепко обнял. Его поцелуй был настолько головокружительным, что у нее перехватило дыхание.

– Я вернусь, котенок, – хрипло прошептал он, дыша ей на губы. – Не вздумай царапаться, пока меня не будет.

После этого он исчез. Мама уставилась на Кортни, но девушка не сводила глаз с закрывшейся двери, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

Если она испытывала такую опустошенность сейчас, когда ему предстояло исчезнуть всего на четыре дня, – что она почувствует в Уэйко, когда он покинет ее навсегда?

Два дня Кортни просто сидела у окна спальни над рестораном, глядя на улицу. Когда Мама Альварес ворчала, что та должна лежать в постели, Кортни вяло лишь улыбалась, отказываясь спорить. Мама хотела ей только добра. Кортни и сама понимала: глупо караулить у окна, ведь Чандос, наверное, еще даже не добрался до Париса. Но девушка не могла заставить себя сдвинуться с места.

Уложив ногу на мягкий табурет, она сидела и наблюдала за жизнью маленького городка, который был лишь немного больше, чем Рокли. Она о многом передумала в этой спальне. Как бы Кортни ни спорила сама с собой, одну истину отрицать было невозможно. Она влюбилась в Чандоса. Ей казалось, что любить кого-то сильнее просто невозможно.

Ее любовь была многогранной. Дело было не только в том, что с ним она чувствовала себя в безопасности. Это важно, но было еще и вожделение. Господи, она страстно его хотела. Дело еще и в том, что он умел быть нежным, когда ей нужна была нежность, и любящим, когда она нуждалась в любви. А еще – хоть он и старался казаться независимым и настойчиво избегал всякой близости, – он был так одинок. Каким уязвимым он казался из-за этого!

Кортни не обманывала себя. Она знала, что не сможет заполучить Чандоса, как бы страстно его ни желала. Он не нуждался в постоянных отношениях и ясно дал ей это понять. Ей следовало трезво смотреть на жизнь. Никакой свадьбы с Чандосом не будет.

С тех пор, как она себя помнила, она сомневалась, что когда-нибудь найдет настоящую любовь и подарит такую же любовь взамен. То, что она оказалась права, не утешало ее.

На второй день пребывания у Мамы Кортни познакомилась с ее дочерью. Девушка ворвалась в комнату Кортни без стука и сразу назвала свое имя. При первом же знакомстве между ними возникла взаимная ненависть. Кортни узнала ее – это та самая девушка из мучительных снов Чандоса, а Калида Альварес сразу поняла, кто привез Кортни в Аламеду.

Калида была красивой, яркой, с блестящими черными волосами и карими глазами, сверкавшими злобой. Она была старше Кортни всего на четыре года, но эти несколько лет составляли весомую разницу. Страстная от природы, Калида источала уверенность и сознание собственной правоты, которых Кортни всегда недоставало.

Так это восприняла Кортни. Со своей стороны, Калида увидела свою первую настоящую соперницу – юную леди, хранившую холодную формальность и полное самообладание, чьи солнечные черты делали ее облик поистине удивительным. Золотистая кожа, каштановые волосы, сверкавшие золотыми прядями, и раскосые, как у кошки, глаза цвета виски. Кортни, с ног до головы, была темно-золотистого цвета, и Калиде захотелось выцарапать ей глаза. Вместо этого она набросилась на нее со словами:

– Надеюсь, у тебя есть веские причины разъезжать с моим Чандосом!

– С твоим Чандосом?

– Si , моим! – отрезала Калида.

– Он что, здесь живет?

Калида, не ожидавшая контратаки, запнулась, но быстро собралась и снова пошла в наступление.

– Он живет здесь больше, чем где бы то ни было.

– Это вряд ли делает его твоим, – пробормотала Кортни. – Вот если бы ты сказала, что он твой муж… – Она одарила Калиду легкой улыбкой, дав намеку повиснуть в воздухе.

– Это я отказалась от свадьбы! Если я захочу выйти за него замуж, мне нужно только щелкнуть пальцами. – Что она и сделала весьма громко.

Кортни почувствовала, как в ней закипает гнев. Знал ли Чандос, насколько уверена на его счет Калида Альварес? Есть ли у нее веские основания для такой уверенности?

– Хорошо, мисс Альварес, но пока на твоем пальце нет кольца, мои причины разъезжать с Чандосом тебя не касаются.

– Еще как касаются! – крикнула Калида так, что ее было слышно на улице.

Терпение Кортни лопнуло.

– Нет, не касаются, – медленно произнесла она, едва сдерживая ярость. – И если у тебя есть еще какие-то вопросы, предлагаю приберечь их для Чандоса. А теперь убирайся.

– Puta ! [16] Шлюха! (исп.) – выплюнула Калида. – Хорошо, я переговорю с ним, не сомневайся. Уж я позабочусь, чтобы он бросил тебя здесь, но только не в мамином доме!

Захлопнув дверь за девушкой, Кортни поняла, что у нее дрожат руки. Была ли угроза Калиды реальной? Могла ли она убедить Чандоса оставить Кортни здесь? Сомнения заставили ее беспокоиться. Калида давно знала Чандоса. Знала очень близко. Кортни тоже, но к Калиде Чандос часто возвращался, а Кортни отталкивал от себя изо всех сил.

Калида помчалась в салун Марио, где работала по вечерам. Она жила с матерью, но сама распоряжалась своей жизнью и делала что хотела, работала где хотела и не обращала внимания на материнские увещевания.

Она работала в салуне, потому что именно там кипела жизнь. Там случались перестрелки и драки – притом многие затевались из-за нее. Калида упивалась этим и была по-настоящему счастлива, когда ей удавалось стравить двоих мужчин или увести мужчину у другой женщины, чтобы затем наблюдать за следовавшей после этого драмой. Калида никогда не останавливалась на полпути и всегда добивалась желаемого.

Теперь она была вне себя от злости. Gringa [17] Презрительное прозвище белых американцев в Мексике. не дала ей тех ответов, которые она хотела услышать. И, похоже, не особенно расстроилась, узнав, что у Чандоса есть другая женщина.