Морвейн Ветер - Фаворитка мятежного герцога [publisher: SelfPub.ru]

Анна не знала, но готова должна была быть всегда – так было проще и Генриху, и ей.

За ней приходили в десять. Иногда позже, но никогда раньше. Она проходила в апартаменты короля вслед за слугой – теперь это были другие апартаменты, потому как в прежних спала Лукреция.

Генрих не был зол, когда Анна пришла к нему в первый раз после долгого отсутствия. Он влепил баронессе пощёчину, но тут же обнял так крепко, что Анне стало тошно.

Теперь тошно ей было всегда. Если раньше она думала, что та любовь, которой одаривает её король – единственно возможная между девушкой и мужчиной, который имеет над ней власть, то теперь малейшая грубость резала Анне глаз, малейшая невнимательность отзывалась глухой болью в груди.

Почти так же, как и восемь лет назад, ей хотелось плакать от бессилия, когда Генрих врывался в неё, хотя до недавнего времени Анна была уверена, что давно уже перестала ощущать что-нибудь.

Она больше не представляла на месте Генриха Виктора, потому что от таких иллюзий становилось ещё больнее. Виктор стал для неё призраком, в которого она не хотела верить – не хотела, но не верить не могла.

Неожиданной отдушиной стали балы, которые до сих пор казались Анне лишь скучнейшим орудием пытки. Если до сих пор Анна опасалась нарушать волю короля, то теперь на неё накатило какое-то странное бесшабашное безумие. Ей было всё равно, узнает ли Генрих о её выходках – и накажет ли он её саму или её жертву. Анна развлекалась.

Она выбирала для своих развлечений тех, кто меньше всего для них подходил – тучных женатых аристократов и гвардейцев, абсолютно уверенных в своей мужественности, чьи сердца никогда не трогала любовь. Она твёрдо знала, что игра закончится раньше, чем ей придётся отдавать проигрыш – потому что она не проигрывала никогда.

Она доказывала благочестивым священникам, что их благочестие лживо. Неприступным юношам, что их неприступность хрупка, как стекло. Благоверным мужьям – что они верны лишь от того, что на стороне их не ждёт никто. Мужественным солдатам – что их сила перед её красотой – ничто.

Стоило очередной жертве поддаться её чарам, Анна ускользала, иногда переключаясь на другой объект охоты, а иногда попросту позволяя лабрадорам короля разобраться с несчастным. И когда после Генрих бил её по щекам, требуя объяснить простую вещь: «Зачем?», Анна лишь смеялась. Ей было всё равно. Настолько всё равно ей не было никогда.

Анна ждала, когда король устанет, потому что была уверена – не может столь ревнивый и дикий человек, как Генрих, терпеть обман со стороны собственной игрушки. Тем более, когда в спальне его ждёт молодая жена, готовая выносить его дитя.

Что он сделает потом? Анна сама хотела бы знать ответ на этот вопрос, но была уверена, что больнее, чем теперь, сделать ей не сможет никто.

Когда май уже переходил в июнь, и из окон доносился пьянящий запах первых цветов, Оливер принёс Анне весть, что начинается война. Анне было всё равно. Она знала, что такое война только по рассказам герцога, о котором не желала помнить.

Спустя ещё неделю Оливер принёс ещё одну новость: командиром сил, идущих на смерть, был назначен герцог Виктор Корнуольский.

– Почему на смерть? – спросила Анна с недоумением, хоть и была уверена до того момента, что ей всё равно.

Оливер принялся долго и пространно объяснять, что шансов взять крепость, которую Генрих выбрал объектом первой атаки, нет.

– Он не ожидает победы, – только и поняла из всей этой речи Анна. – Первая армия будет разбита, и ганолийцы решат, что наши силы не велики. И вот тогда мы ударим севернее, но уже основными силами. Туда, где они атаки не ждут.

Анна всё равно ничего не поняла и не была уверена, что хочет понять. Но почему-то в тот вечер она пожалела, что не сохранила письмо, посланное ей Виктором – единственное, пусть и фальшивое, подтверждение того, что когда-то она была любима.

Анна плохо спала, а когда наутро король пожелал взять её с собой на охоту, не могла отделаться от де жа вю, наполнявшего её до краев.

– Скажите, милорд, – произнесла она, когда отряд уже настрелял достаточно дичи, и был сделан привал, чтобы поджарить её и накрыть ужин, – почему вы отдали под начало герцогу Корнуольскому армию? – Анна чуть запнулась, встретившись с суровым взглядом короля, но всё же продолжила: – Ведь он предал вас.

– Вы не разбираетесь в войне, Анна, – ответил Генрих, заметно смягчившись. – И вам это не нужно.

– Но что, если он не будет верен вам? Если потерпит поражение от того, что недостаточно желает принести вам славу?

По губам Генриха скользнула мимолётная улыбка.

– Он умрёт, – сказал он, глядя мимо Анны. – Он умрет, если проиграет – и тем более, если победит. На сей раз будет только так.

Генрих снова посмотрел на Анну в упор.

– И так будет с любым, кто пожелает вас, Анна.

Анна долго смотрела в огонь – всё время, пока Генрих пил вино и смеялся с приближёнными. Она была уверена, что всё прошло. Что несколько недель не смогут сломать её жизнь. И всё же теперь, когда точно знала, что Виктор должен погибнуть, эта мысль причиняла такую боль, будто сама она получила смертельную рану.

Когда король насытился и снова вспомнил о своей спутнице, Анна терпеливо переждала, пока Генрих насытится ещё и ласками. Сама она не могла заставить себя отвечать.

Всё время, пока они оставались наедине в королевском шатре, пока Генрих врывался в неё привычно жадно и жёстко, Анна думала только о том, что сказал ей Оливер, а теперь подтвердил и король.

Когда же Генрих уснул, Анна осторожно, стараясь не обращать внимания на неудобство, которое доставляло недавнее вторжение, оделась и выскользнула наружу. Она не знала, что станет делать. Не знала, где искать Виктора. Она знала только, что если останется рядом с Генрихом ещё хотя бы на день – то сама умрёт от удушья.

Понимание того, куда следует направить коня, пришло само собой – Анна ехала в Ле Фонт Кросс. Она понимала, насколько мал шанс, что Виктор, который должен был уже начать приготовления к войне, окажется в крепости своих предков – но Анна не знала, где ещё может искать его и искала там, где могла.

***

Виктор сидел у камина и покручивал в руках полупустой бокал вина. Отблески пламени играли на драгоценных камнях, украшавших его пальцы, на гранях хрусталя, отражались в красном, как кровь, вине.

Виктор провёл в Ле Фонт Кросс всю весну, хоть и понимал, что лучше покинуть крепость, которая стала свидетельницей его преступления. Понимал, но про себя решил, что если Анна и выдаст его королю – то пусть на то будет воля небес. А в том, что рано или поздно Анна выдаст его, Виктор не сомневался.

Поначалу, после бегства Анны, Виктор проклинал себя самого. Он был уверен, что только сам он и был виноват в том, что баронесса раскрыла его заговор. Он знал, на что шёл – так он говорил себе. И от того, что до последнего, даже поняв, как много значит для него Анна, всё ещё собирался использовать её, ненавидел сам себя.