Елена Арсеньева - Чужой муж

Только спросил:

– Почему именно сейчас?

– Осточертело все! – резко заявила Маргарита. – Надоело! Дом этот! Ты! Дочуня твоя ненаглядная!

Говоров устало покачал головой:

– Что ж, может быть, ты и права… – И признался наконец в том, что мучило его давно: – Давно надо было развестись! Чужие мы с тобой, Рита!

Ее лицо исказилось от обиды, от еле сдерживаемых рыданий:

– Если бы ты услышал… Если бы ты только услышал этот свой ледяной голос!

Михаил Иванович вздохнул. Он-то знал, что голос его не был ледяным. Он был просто равнодушным, и именно его равнодушие и оскорбило Маргариту больше всего – до того, что она подошла к нему сзади и в отчаянии несколько раз ударила по спине:

– Неужели ни одного слова?! Ни одной просьбы остаться?! Говоров!

– Ну как? – глухо спросил он. – Как мне с тобой сейчас говорить? Со слезами в голосе, да?

И Маргарита внезапно постигла причину его молчания. Он боялся, что жена передумает…

– Я ухожу! Уезжаю! – выкрикнула она, и Михаил Иванович с трудом узнал ее голос, настолько он был искажен ненавистью. – К Коте! К единственному близкому мне человеку! А счастья тебе желать не буду. Не хо-чу!

Говоров услышал, как Маргарита захлопнула за собой дверь.

Вот и все. Он остался совсем один. Все ушли. Всех он прогнал от себя!

Он один.

Счастья желать не буду, сказала Маргарита? Да она смеется, что ли? Он даже не знает, что это такое! Да знал ли хоть когда-нибудь?..

Зима началась так внезапно, словно бросилась из засады. Долго-долго тянулась теплая, мягкая осень, потом настали бесснежные, отвратительные морозы – и вдруг среди бела дня нанесло тучи, а из них обрушился снегопад – да с такой силой, с таким буйством, что уже к вечеру все вокруг сделалось белым-бело: нарядное, праздничное, остро, чудесно пахнущее свежестью и предчувствием скорого Нового года.

Лиля всегда особенно любила эти первые зимние дни – именно потому, что близок был праздник, когда надо загадывать желания и ждать, что они непременно исполнятся. Елка, подарки, праздничное застолье… Они с Родионом впервые встретят Новый год вместе. И, может быть, папа вдруг нагрянет в гости! И они помирятся!

Еще больше месяца оставалось до новогодней ночи, но Лиля уже сейчас загадала это самое заветное желание и изо всех сил постаралась поверить в то, что оно сбудется, сбудется, сбудется!

Настроение, и без того отличное, стало еще лучше, захотелось петь, и она пела всю дорогу до общежития, с песней и вошла в комнатку:

Родион сидел за столом и хмуро ковырял ложкой в кастрюле. Он почему-то не вскочил навстречу Лиле, не бросился ее целовать… Но ее настроение ничто не могло испортить! И она радостно объявила:

– Родька, мой самый главный человек, я сегодня на пятерку экзамен сдала! Целуй!

И протянула руку, к которой он приложился без особой охоты. Но Лилю и это не могло огорчить:

– Пять раз!

Родион покорно облобызал ее руку – и вдруг, резко повернув к себе спиной, сильно шлепнул: отнюдь не шаловливо и игриво, а с нескрываемой злобой.

– За что?! – завопила возмущенная Лиля.

– Без обеда меня оставила. И без ужина, – буркнул он.

– Подожди, как без ужина? – растерялась Лиля, глядя на кастрюлю, стоявшую перед Родионом. Она приготовила еду заранее, вывесила кастрюлю в сетке за окно – ведь холодильника у них не было. А он говорит – без ужина!

– Да так, – передразнил Родион. – На улице минус пятнадцать. Замерзла твоя каша.

Лиля посмотрела через его плечо – и ужаснулась. Гречка не только замерзла – ее даже снежком замело.

И бедный муж вынужден это есть?! Вообще-то он мог бы все разогреть… Но, наверное, так устал, что сил не хватило.

– Родька, ну прости меня! – жалобно сказала Лиля. – Дома продукты в холодильнике хранятся, а к форточке я никак не привыкну.

– Пора бы уж привыкнуть, – буркнул Камышев, явно не желая менять гнев на милость. – Хотя ладно, все равно ты можешь приготовить только кашу да яичницу. Ну я не понимаю, Лиля, у тебя даже котлеты – готовые, из кулинарии! – и то пригорают!

И вдруг подозрительно придвинулся к ней:

– А ну-ка… Что-то от тебя спиртным несет? Экзамен сдавала, да?!

Лиля смущенно отвернулась.

– Ну и где ты была и с кем?!

Лиля расстегивала молнии на сапогах. Вообще-то она привыкла, что это делает Родион… Но сейчас он явно не расположен за ней ухаживать.

– Родька, ну не ревнуй! – устало попросила она. – Мы с Зойкой в кафе были. Ну а потом ребятам лекции одолжила, они угостили.

– Ну, понятно… – тяжело перевел дыхание Родион. – Значит, я усталый, голодный, без ужина, а ты по комнатам у мужиков хвостом вертишь, да?

– Знаешь что?! – вскочила оскорбленная Лиля. – Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Комната прибрана, твои вещи спортивные постираны, да и ужин готов!

– Лиля! – не выдержал Родион. – Вот я и хочу понять: зачем тебе все эти жертвы?!

Он тут же прикусил язык, но было поздно: выдал себя, выдал то, о чем думал постоянно, выдал самое свое заветное желание – уехать из этой вонючей общаги и жить в Доме с лилиями! Жить так, как должен жить зять первого секретаря горкома партии!

В конце концов, разве не ради этого он…

Дурак… Рано затеял этот разговор! Вон какое лицо стало у Лили… Нет, он вывернется. Надо представить дело так, будто он идет ей навстречу, делает одолжение…

– Ну объясни мне, зачем, я же вижу, что тебе тяжело?! – воскликнул Родион с самым заботливым видом. – Ну хочешь, давай будем жить у твоих родителей!

– Нет, Камышев! – резко ответила Лиля. – И кашу ты мог бы и сам разогреть!

Конечно, мог бы. Но из-за чего тогда начать этот скандал?!

Скандал, который так ни к чему толковому и не привел, кроме того, что пришлось ночью просить прощения у обиженно отвернувшейся Лили. Целовал ее плечо, извинялся… И получил в ответ:

– За грубость будешь сегодня наказан!

Ну и ну!!! И это грубость? Да ведь он хотел как лучше! Хотел спасти ее от этого беспросветного, унылого существования!

Ну… их обоих хотел спасти!

И за это – «будешь наказан»?!

Родион со злостью повернулся на другой бок, и пружины продавленной койки громко заскрипели, словно издевательски смеялись над ним.

Тася поливала цветы в своем кабинете в Доме пионеров, когда вдруг увидела… Лилю, которая явно шла сюда. К ней шла!

Она ждала дочь каждый день, каждую минуту, однако оказалась совершенно не готова к встрече. Вдруг так чего-то испугалась, что выронила лейку, разлила воду, сорвала белый фартучек, в котором всегда вела занятия, бестолково засуетилась перед зеркалом…