Елена Арсеньева - Чужая дочь

И взялся за бутылку, словно тяжесть известия, которое он сообщил Лиле, стала для него вдруг невыносимой.

– Беги, дочунь, беги, – пробормотал отец, пряча глаза.

Лиля, пятясь, оглядела обоих. Она надеялась, что они сейчас рассмеются и скажут: «Здорово мы тебя разыграли!» Но мужчины молчали.

Слушать их молчание, смотреть на них не было сил! Лиля со всех ног умчалась наверх – к себе.

Полищук с протяжным вздохом поднял рюмку.

– И документ такой есть? – недоверчиво спросил Михаил Иванович.

– Наивный вопрос, товарищ Говоров, – усмехнулся Полищук.

– Да…

Чокнулись и выпили.

Разговор с мужем не давал Тасе покоя. «Да ведь я над ним просто издеваюсь!» – в итоге сделала для себя такой вывод она. Ну конечно – они живут вместе больше месяца, а отношения и вправду как у соседей.

Тася вспомнила, как все эти годы в доме у Говоровых ее каждую ночь терзала ревность: а что, если Михаил сейчас в постели у Маргариты? Она не хотела знать правду – вполне достаточно было этих мучительных мыслей. И вот так же мучается Дементий. Возможно, он размышляет: о чем же думает его жена, лежа одна в постели? Представляет себя в объятиях Михаила?

Да, его тоже терзает ревность…

Ну что ж, Тася готова была признать: догадки Дементия справедливы, она действительно не могла отделаться от мыслей о любви к Михаилу. Хотела, искренне хотела, но не могла! Однако сейчас вдруг подумала: а если ей стать истинной женой Шульгину – это поможет освободиться?

Может быть, ей, как и Дементию, отчаянно не хватает любви, ласки, ощущения живого тепла рядом? Она не знала в жизни мужчины, кроме Михаила, – что, если только на этом зиждется ее болезненная привязанность к нему?..

Не испытав чего-то другого, не узнаешь…

И она наконец решилась.

Сначала легла, как обычно, на свой диванчик в гостиной, однако спустя полчаса подняла голову, поглядела: из-за двери пробивается свет.

Шульгин не спит.

Ну что же…

Тася встала с постели и открыла дверь.

Муж лежал лицом к стене.

Уснул?.. Последний проблеск трусости чуть не погнал ее обратно, однако она все же решилась – сделала шаг вперед и тихо сказала:

– Я пришла.

Однако, к ее изумлению, Шульгин резко махнул рукой, потом еще раз: уходи, мол!

Тася отпрянула, однако Шульгин чуть повернулся – и она увидела, что лицо его искажено гримасой боли.

Бросилась вперед:

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Нога, – простонал Дементий, – зараза… Скрутило…

– Давай я сделаю что-нибудь, – испуганно предложила Тася, – укол…

– Я уже сделал, – проскрипел он с трудом.

В самом деле – на тумбочке шприц…

– Уходи, – сдавленно застонал он, – не хочу, чтобы ты видела меня таким!

– Господи, да ты же мокрый весь! Давай я врача вызову! – с жалостью шепнула она.

Кажется, эта жалость его доконала!

– Выйди! – прорычал Шульгин. – Выйди отсюда!

И, не в силах сдержаться, громко, мучительно застонал.

Тася вскочила и бросилась в другую комнату – к телефону.

Слушаться мужа она не собиралась!

Говоров работал в своем домашнем кабинете, но дела шли плохо. Днем Лиля ездила в город, и он знал куда: в КГБ, к Полищуку. Вернувшись, она ни с кем не обмолвилась ни словом: заперлась в своей комнате. Сейчас Говоров проклинал себя за то, что заставил Егорыча поставить на ее дверь замок, ведь его, как выяснилось, можно было закрыть и изнутри.

Надо зайти к дочери. Она не сможет его не впустить! Она должна все рассказать!

А если не захочет?..

Дверь приоткрылась – Говоров настороженно уставился на нее.

Без стука вошла Лиля.

У Говорова горло пересохло при виде ее бледного лица. Да и вся она выглядела такой… бледной, потускневшей, пришибленной!

Говоров не решался слова сказать: просто смотрел, чувствуя, как болезненно щемит сердце.

– Ну что, папа, – наконец тихо сказала Лиля, – была я у Полищука… Видела бумагу…

Говоров мрачно кивнул.

– Если бы ты знал, – дрожащим голосом проронила Лиля, – как мне плохо…

Скрывая слезы, она повернулась, чтобы уйти, но Говоров не выдержал:

– Лилька! Подойди ко мне!

Она медленно приблизилась и села к отцу на колени – как сидела несчетное количество раз, находя в его любящих объятиях такое утешение и успокоение, какого ей не мог дать никто, даже мать. Та всегда боялась, что Лиля помнет ей новое платье, – ну да, платье всегда было новым.

А у папы на коленях можно было сидеть сколько угодно. Сидеть, прижиматься к нему и слушать его голос, полный такой любви, что Лиле хотелось плакать.

– У тебя все еще будет! – горячо сказал Говоров. – И любовь, и радость… Вот поступишь в МГУ, начнется новая студенческая жизнь, знакомства, впечатления…

– Я не хочу, – уныло ответила Лиля, – я теперь не хочу и в Москву не поеду.

– Вот так новость, – затаил дыхание Говоров, пытаясь угадать, какой еще сюрприз его ждет.

– Девчонки из класса в наш пед – на филфак хотят поступать, и я с ними пойду.

Говоров отстранился, посмотрел изумленно.

– Что, разочаровала я тебя? – печально улыбнулась Лиля.

– Нет, что ты! – воскликнул Говоров.

На самом деле он был счастлив… МГУ – это была идея Маргариты, а его так дрожь пробирала при мысли о том, что Люлька уедет так надолго, что поселится в общежитии, где за ней не будет никакого присмотра, а она же еще совсем девчонка, и такая еще глупая… Хоть и получила в школе золотую медаль! Парни всякие начнут виться рядом – небось еще и опасней этого «целинника» найдутся! Еще обидит кто… А отца рядом не окажется, и не к кому Люльке будет забраться на колени, некому пожаловаться, никто не утешит ее…

Нет уж, пусть на филфаке учится! Какая, в конце концов, разница, где высшее образование получить?

И он повторил с силой:

– Нет, что ты!

Лиля вздохнула с явным облегчением и уткнулась в его шею:

– Папочка, я так тебя люблю… Давай больше никогда не будем ссориться.

Говоров кивнул, чувствуя, как щекочет в горле.

Стареет? Больно чувствителен стал?

Да нет… это просто от любви к этой девчонке, к его дочери. Это самое большое счастье его жизни! И слезы, которые так и просятся наружу, – это слезы счастья.

Лиля протянула ему оттопыренный мизинчик, и Говоров зацепился за него своим. И они завели хором свою любимую мирилку, которая всегда гасила их редкие ссоры:

Последние слова Говоров прорычал нарочито грозно и еще крепче прижал к себе Лилю.

– Дочунька…

– Пап, скажи Егорычу, чтобы снял замок, – тихонько попросила Лиля.

– Н-да? – недоверчиво отстранился он.

– Да не сбегу я. Не сбегу!

Лиля поступила в институт без экзаменов: золотая медаль постелила, как выразился насмешник Костя, перед ней ковровую дорожку.