Энн Райс - Страсть Клеопатры [litres]

Ошарашенные бессмертные продолжали пятиться. Один из них беспомощно ткнул своим пистолетом в сторону этих страшилищ, словно надеялся этим как-то остановить их продвижение. Но это не произвело на них ни малейшего впечатления. Теперь уже Клеопатра могла сосчитать их. Десять, двенадцать… Всего их было пятнадцать. Она с удивлением отметила, что на большинстве этих свирепых морд были заметны слабые следы какого-то ярко-оранжевого порошка.

Какое-то мощное колдовство чудесным образом изменило их. Казалось, что сейчас все они одновременно управляются некой силой, чьим-то сознанием.

– Бёрнэм, – с раздражением прорычал Сакнос.

Человек по имени Бёрнэм, которому теперь приходилось одновременно удерживать одну из цепей ее ошейника и реагировать на приказ хозяина, нервно прочистил горло и пронзительно свистнул.

Собаки проигнорировали сигнал.

Бёрнэм смертельно побледнел и повторил свою попытку. Псы вновь не обратили на него никакого внимания. Казалось, что свору из пятнадцати собак интересовали исключительно трое мужчин с пистолетами и ни на что другое псы не отвлекались. Клеопатра вдруг поняла, что те, постоянно отступая, уже дошли до стены, и теперь были практически окружены.

– Бёрнэм! – взревел Сакнос.

– Они не слушаются, повелитель, и ведут себя так, будто на них наложили заклятье.

Сакнос растерялся.

И тут псы начали рычать.

Клеопатра никогда еще не слышала подобного звука. И даже не могла себе представить, что пятнадцать разных псов могут идеально рычать в унисон. Это было что-то среднее между жужжанием роя разъяренных пчел и грохотом катящегося по склону большого валуна. Один из мужчин не выдержал и безо всяких слов просто выбежал из зала. После секундного промедления за ним последовал второй. А затем и третий, который, прежде чем исчезнуть, робко положил свой пистолет на пристенный столик у себя за спиной, как будто этот жест доброй воли мог унять кровожадные взгляды стаи.

Собаки дружно повернулись в сторону Сакноса.

Женщина, которая до этого говорила с Сакносом, с грохотом бросила на пол цепь и сбежала. Бёрнэм тоже не заставил себя долго ждать и присоединился к ней. А собаки тем временем перешли на лай. Этот оглушительный звук повторялся снова и снова. И опять-таки – идеально в унисон. Лай был громким и осмысленным и пробирал до костей.

Постепенно к этому жуткому звериному хору начали примешиваться и другие звуки. Звон бьющегося стекла. Шаги. Шарканье ног. Шум борьбы в соседних комнатах. Может быть, там были еще собаки? Или кто-то остановил разбегающихся детей Сакноса?

Ее похититель то ли не слышал ничего этого, то ли не мог думать ни о чем другом, кроме синхронно надвигавшихся на него страшных псов.

– Это все ваших рук дело, – прошипел Сакнос.

Видеть его страх было для Клеопатры огромным удовольствием, но разве эти чудовища в такой же мере не угрожали и ей?

– Я здесь абсолютно ни при чем, – сказала она. – Отпустите меня. И давайте лучше оба постараемся как-то спастись, пока еще не слишком поздно.

Он повернулся к ней лицом. Глаза его горели гневом, а губы скривились в гримасе ненависти.

– Это все сделали вы. Таков был ваш план. Вы работаете на царицу.

– Да я никогда не видела вашей царицы! – возмущенно воскликнула она.

Он оскалил зубы и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут случилось неожиданное.

Собаки сбили Сакноса с ног. Одновременно взмыв в воздух, они дружно накинулись на него, образовав на полу беспорядочную кучу тел.

Клеопатра по инерции отлетела назад, сбив стоявший позади нее стул. Но эти твари, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

Теперь, когда ее уже не держали руки бессмертных, у нее хватило сил, чтобы снять с шеи ненавистный ошейник. Отшвырнув его в сторону, она опрометью бросилась в коридор.

Но она не могла не обернуться напоследок. Псы рвали распростертое на полу тело Сакноса, и за этим кровавым пиршеством самого его даже не было видно. Но в его отчаянных криках слышалось больше злости, чем страданий от боли.

Свернув за угол, она внезапно резко остановилась из-за открывшейся перед ней картины. Ее босые ноги стояли на кучке пепла, а рядом на полу валялось платье женщины, которая совсем недавно удерживала ее на цепи.

Это могло быть только результатом действия яда! Другого объяснения она просто не находила.

Позади нее раздался какой-то шорох. Она снова обернулась.

Рамзес! Он направлялся к ней. На ходу он прижал палец к губам, призывая ее не шуметь, а второй рукой вытаскивал кинжал из висевших у него на поясе ножен. Кинжал? Как совместить эти два противоречивых жеста? Один – чтобы успокоить ее, а второй – чтобы нанести удар?

Да как он смеет!

Протянув руку, она схватилась за угол массивного шкафа, на полках которого стояли всевозможные вазы. И когда Рамзес был уже совсем рядом, она обрушила это сооружение на него. Он оказался на полу среди осколков фарфора и стекла, придавленный к паркету полками тяжелого шкафа.

Ошеломленному Рамзесу пришлось руками очищать лицо от осколков стекла и фарфора. Конечно, царапина через весь глаз заживет очень быстро, но даже скоротечная незрячесть во время их внезапного нападения могла иметь серьезные последствия.

Он был уверен, что потерял ее. Сбросив с себя массивную мебель, Рамзес поднялся на ноги. В нескольких шагах от него стояла Клеопатра и рассматривала что-то в своей руке.

Это было его кольцо. Бронзовое кольцо, которое Бектатен дала ему для выполнения этой миссии, то самое, с крошечной полостью под камнем, заполненной порошком из удушающей лилии. Оно слетело с его пальца во время падения, и теперь она держала его в своих руках.

Они совершили непоправимую ужасную стратегическую ошибку! Их наиболее безвредный яд, сильное успокоительное, был нанесен на самое грозное оружие, на их кинжалы, тогда как яд смертельный содержался в предметах, наименее бросающихся в глаза, в их кольцах, которые не подходили им по размеру, будучи или слишком большими, или слишком маленькими. Чтобы ввести врага в заблуждение и убить его, это был превосходный замысел. Но из-за вмешательства Клеопатры такой план он уже никуда не годился.

Клеопатра пристально разглядывала старинное кольцо, словно это был только что сорванный ею цветок. Обратив внимание на резьбу под камнем, она догадалась, что там что-то скрывается. Она открутила красный рубин, под которым оказался бронзовый шип. Быстро взглянув на Рамзеса и заметив в его глазах страх, она сняла оправу, на которой крепился шип, и открыла углубление с желтым порошком.

– Нет! – прокричал он. – Даже не думай! Ты не должна!

– Так вот он какой, этот яд, – сверкнув глазами, прошептала Клеопатра. – Яд царицы.