Энн Райс - Страсть Клеопатры [litres]

– Я не собирался использовать его против тебя, я хотел усмирить тебя успокоительным средством на лезвии своего кинжала. Оно не убивает и не причинило бы тебе никакого вреда, Клеопатра. Ты должна мне поверить!

– Так вы хотели оставить меня в живых? – Казалось, такая возможность очень удивила и даже озадачила ее.

– Да. Прошу тебя, опусти кольцо.

– Не трогай яд, ты хотел сказать. Яд, который ты получил от настоящей царицы. В отличие от меня, тени бывшей царицы, которую ты своей рукой воскресил из мертвых.

– Мы обязательно выясним, кто ты и что ты. Выясним все вместе.

– Брось, сейчас ты просто стараешься успокоить меня. Интересно, успокоишься ли ты, узнав, что лично я ничуть не хотела увидеть тебя снова? И что через моря я плыла вовсе не из любви к тебе?

– Ты ищешь эликсир. Потому что считаешь, что он может придать тебе силы, чтобы разрушить вашу связь с Сибил Паркер.

– Сибил Паркер, – прошептала Клеопатра, и губы ее задрожали, а в глазах блеснули слезы. – Сибил Паркер, носительница моей истинной души.

– Я слышал такое объяснение, но это все только догадки. И ты не должна относиться к этому как к бесспорному факту.

– Дай мне эликсир и предоставь мне самой разбираться с собственным состоянием.

– Я не взял его с собой.

– Ну конечно, не взял! Потому что ты никогда и не собирался мне его давать. Просто хотел меня снова похитить. Только вот с какой целью? Чтобы помучить? Провести какой-то эксперимент, чтобы найти объяснению всему этому безумию?

– Ты не можешь так думать. Ты не должна.

– Вы пришли за мной с оружием, способным убить бессмертного.

– Мы пришли не только за тобой. Мы пришли и за Сакносом. Чтобы положить конец его бесчинствам.

– А чему ты хотел положить конец в отношении меня, Рамзес Великий?

– Я хотел унять твою боль.

Она поднесла кольцо чуть ли не к кончику своего носа:

– Но я ведь могу сделать это в любой момент, верно?

Она держала кольцо так близко к лицу, что своим дыханием сдула несколько желтых крупинок яда на ковер, когда произносила это.

– Нет! – в отчаянии воскликнул он.

– Но разве ты не будешь доволен, если я оборву свою жизнь прямо здесь и сейчас? Разве ты не будешь испытывать облегчение от этого? Сбросив с плеч такое бремя? Избавившись от монстра, которого сам пробудил?

– Пойдем со мной, Клеопатра. Позволь нам освободить тебя без того, чтобы лишать тебя жизни. И лишать жизни Сибил Паркер.

– Сибил, – прошептала она, и в глазах ее мелькнула злоба.

Он слишком поздно понял, что использовать имя Сибил в такой ситуации было ошибкой. Он наивно полагал, что Клеопатра испытывает к мисс Паркер такие же теплые чувства, как и Сибил – к царице Египта. В кривой ухмылке Клеопатры он с тревогой заметил лишь зависть и озлобленность.

– О, ну конечно. Шелковые простыни. Большой камин с танцующим в нем пламенем. Она ведь с вами, не так ли? И спасение, о котором она говорила. Так значит, это был ты, Рамзес. Теперь мне понятно. Я понимаю, зачем ты пришел сюда. Она ведь очень красива, эта Сибил Паркер. Золотистые волосы, белая кожа. Наверное, в ней ты находишь все то, что в свое время любил во мне. Да еще она и обладает моей истинной душой, моей кочующей душой, покинувшей это тело две тысячи лет тому назад. Ты явился сюда, чтобы спасти не меня, а ее!

– Твои страдания ослепляют тебя… – покачал головой Рамзес. – Мы все являемся жертвами, жертвами могущественных таинственных чар. Так почему бы нам не помогать друг другу?

– Довольно, Рамзес! Довольно твоей жалости. Довольно покаяний и угрызений совести. Если это мои последние дни в здравом рассудке, то я хочу прожить их так, как сама считаю нужным.

– Клеопатра!

Он рванулся к ней.

Но она бросила в него кольцо, так что его содержимое взмыло в воздух желтым облачком.

Вскрикнув, он отскочил к противоположной стене, но сквозь дымку оседающей на пол желтой пыли успел заметить, как она скрылась в проеме следующей двери, ведущей в сторону выхода из особняка.

Он последовал за ней.

Он увидел ее бегущей через большую гостиную. И не понял, куда она направляется, поскольку дверей там больше не было.

– Клеопатра! – попробовал он остановить ее.

Она обернулась, и глаза их встретились.

– Оставь меня в покое, Рамзес! – крикнула она. – Ты возродил меня к жизни, не задумываясь над тем, кем я стану. И теперь я обречена. У тебя есть только один способ загладить свою вину передо мной – оставить меня в покое!

Увидев, что от ее слов он застыл на месте, она развернулась и побежала. Он беспомощно смотрел, как она прыгнула в ближайшее окно, а на пол между вздымающихся штор посыпались большие осколки разбитого стекла.

Если Клеопатра будет продолжать в том же духе, остальные ее тоже не поймают. Джулия с Актаму находились на дальнем краю поместья: Джулия охраняла Актаму, который в трансе от воздействия волшебного порошка управлял действиями своры собак.

Позади послышались чьи-то шаги, и Рамзес оглянулся. Энамон нес на руках, казалось бы, безжизненное тело Сакноса. Рамзес знал, что окончательно сломили сопротивление первого министра не собаки, а порция успокаивающего средства с кинжала Энамона; действие этого зелья будет продолжаться несколько часов, после чего дозу нужно будет повторить. Глубокие порезы и раны, которые псы оставили на руках и лице первого министра, уже начали заживать.

– Я должен принести его к царице прежде, чем он проснется, – сказал Энамон.

– Ты имеешь в виду, что преследовать Клеопатру мне придется одному? Это ты хотел сказать?

Ничего не ответив, Энамон скрылся за дверью; поступь его была упругой и уверенной, как будто Сакнос был легким как пушинка.

Рамзес продолжал стоять, уставившись на разбитое окно.

Стоило лишь ему только взглянуть на Клеопатру, как весь его боевой пыл пропал.

Он был не готов к ее идеальному сходству с его прежней, любимой Клеопатрой. И был не готов увидеть ее мучения и отчаяние.

Ее последние слова разрывали ему сердце.

Как может он позволить себе отказать ей в просьбе дать прожить ей последние свои дни в здравом уме так, как она того хочет? Да и вряд ли он теперь ее отыщет. И вряд ли он может при этом надеяться использовать ее связь с Сибил. Даже если предположить, что это удастся, хватит ли у него мужества и самообладания на то, чтобы смирить Клеопатру в ее безумии, заключив ее в губительную темноту – так, как грозился сделать Сакнос, но для ее же пользы? Или ему нужно просто отпустить ее странствовать по миру, отпустить раз и навсегда?

Но сможет ли он когда-либо успокоиться, если она так и не обретет покой?

Неторопливой трусцой они молча бежали через лужайку плотной стаей. На фоне горящих окон особняка они вначале показались Джулии просто плотным сгустком темноты. Но затем постепенно уже стали различимы их отдельные очертания.