Карен Харпер - Последняя из рода Болейн

Тогда слезы полились потоком, и девочке показалось, что она слышит, как каждая из них падает на нежный белый атлас платья, оставляя на материи серебристые дорожки. И все же доведенная до отчаяния женщина упорно не отводила глаз от своего сжатого кулака. Марии стало страшно за нее.

Король сидел неподвижно, как статуя, потом вдруг резко встал, потряс за плечи рыдающую женщину.

— S’il vous plaît [30] Здесь: прошу вас ( фр .). , Мари, Мари!

Тело его напряглось, будто круп сказочного коня, который вот-вот встанет на дыбы. Тут уж Мария Буллен не смогла больше молчать, чем бы это ей ни грозило.

— Прошу вас, Ваше величество! — шелестя шелками юбок, она устремилась к своей госпоже. — Ей дурно спалось, у нее невыносимо болят зубы и ей… ей так необходим верный друг!

Она опустилась на колени рядом с королевой, не обращая внимания на неудовольствие стоявшего перед ними короля, погладила одной тонкой ручкой ее вздрагивающие плечи, а в другую взяла залитые слезами кулаки.

— Ваше величество, все будет хорошо. Разумеется, великий король сумеет вам помочь, если поймет ваше сердце, ведь разве вы не назвали его самым выдающимся chevalier [31] Здесь: рыцарем ( фр. ). во всем королевстве? Он — христианнейший государь, он будет чрезвычайно добр к вам, миледи.

Мария Тюдор подняла взгляд, ее широко открытые глаза почти ничего не видели. На один краткий миг Мария испугалась, что госпожа разгневается на вольность фрейлины, которая посмела советовать королеве открыть свое сердце тому, кто вполне мог разрушить ее единственную возможность обрести счастье. Затем темные глаза королевы заглянули в невинные голубые глаза Марии, и напряжение стало понемногу покидать ее тело.

— Если бы только я был свободен и сам мог жениться на вас, Мари, — голос Франциска прогремел над самым ухом Марии, и та едва не отшатнулась от неожиданности, — то вам бы и вовсе нечего было бояться.

«Поверит ли он в то, что моя госпожа любит лишь его одного и, следовательно, не пойдет к венцу ни с кем из его вассалов?» — задалась вопросом Мария. Да и кто бы не влюбился в этого мужчину, подобного богу?

— Я истинно люблю и почитаю вас, мой Франциск, но не совсем так, как вы это понимаете. Несомненно, я полюбила бы вас безраздельно, если бы не долг перед другими, который есть у каждого из нас, и не мое восхищение вашим величием.

Мария Тюдор неожиданно встала, словно отдаляясь от застывшего в изумлении молодого короля. Она остановилась за спинкой кресла, глядя ему в глаза, щеки ее по-прежнему блестели от недавно пролитых слез. Фрейлина так и осталась коленопреклоненной у опустевшего кресла, а Франциск ожидал продолжения, слегка расставив ноги и подбоченясь.

— Любезный мой государь, еще прежде того, как я впервые увидела ваше прекрасное лицо, прежде, чем я была обещана королю Людовику, я полюбила другого. То была благородная любовь на расстоянии, но я по-прежнему люблю его глубоко, всем сердцем, и больше не стану любить на расстоянии. Да и брат мой король однажды твердо пообещал, что, случись мне когда-нибудь овдоветь, я смогу сама избрать себе второго мужа, а он благословит меня на такой брак.

Мария почувствовала, как напрягся стоящий рядом Франциск. Она буквально ощущала, как сжались его мускулы, как напряглась каждая жилка, и ей снова стало страшно за этих двоих. Мария же Тюдор стояла на месте спокойно, твердо.

— И кто же этот счастливейший из людей? — вопросил монарх.

Она помедлила с ответом, а затем произнесла имя — с глубоким волнением, в быстром потоке слов:

— Самый любезный королю Англии друг, Чарльз Брэндон, герцог Суффолк.

И это имя встало между ними — двумя гордыми молодыми людьми, каждый из которых желал исполнять лишь свою волю. Мария Буллен затаила дыхание, и у нее вдруг мелькнула мысль: ее отец разгневался бы за то, что она посмела вмешаться в дела особ, стоящих куда выше нее, и оказала сестре короля поддержку в «affaire du coeur» [32] Делах сердечных ( фр .). .

— Раз так, драгоценная любовь моя, то ваш брат, король Франции, поможет сбыться желанию вашего сердца! — сказал Франциск с громким смехом и обошел кресло, чтобы крепко прижать к себе изумленную женщину. — Право же, мы обвенчаем вас, когда он приедет, — разве не пожелал этого мой кузен король, разве не пообещал он вам счастья, которого вы жаждете? — Монарх говорил, глядя поверх черноволосой головки, как раз уместившейся под его подбородком.

Мария Буллен вдруг устыдилась того, что в такую радостную минуту она не может думать ни о чем, кроме одного: каково это — ощущать, что тебя крепко прижимают к такому могучему телу?

— Суффолк, как мне доложили, вот-вот прибудет из Лондона, дабы выразить соболезнования, так что мы обо всем позаботимся. Предоставьте это мне.

Мария Тюдор отстранилась и посмотрела прямо в его оживленное лицо.

— Он прибудет сюда… и скоро?

— Oui, ma Мари. Тогда мы втайне сменим ваши траурные одежды на подвенечное платье. А уж после сообщим об этом на весь свет, и я стану вашей опорой. Не страшитесь ничего!

— И даже гнева моего брата, государь?

— Этого — меньше всего. Он же дал вам свое слово. Неужто он не желает счастья прекрасной «розе Тюдоров» и своему ближайшему сотрапезнику? Я напишу ему и все объясню, а если он и не согласится поначалу, вы сможете жить у нас во Франции при дворе Франциска, среди пиров и веселья.

В его черных, как у сатира, глазах плясали искорки, и Марии Буллен вдруг вспомнилась картинка, висевшая у бабушки в замке Рочфорд: там очень похожий на него дьявол у врат преисподней поджидал заблудшие души.

— Ну разве не прекрасна будет эта невеста, демуазель [33] Demoiselle — барышня ( фр .). Буллейн? — Он сверкнул ослепительной белозубой улыбкой, и Мария была околдована.

— Oui, mon grand roi [34] Да, мой король ( фр .). , — только и сумела вымолвить она.

— Значит, я позабочусь о том, чтобы ваша жизнь была исполнена радости, милая сестра моя Мария.

Фрейлина встала с колен и с немым обожанием созерцала эту блестящую пару. Она и сама просияла улыбкой своему новому королю, уверенная, что с этой минуты все будет хорошо.

Роскошные готические здания Парижа были сплошь увешаны шелком знамен и алыми полотнищами. Из узких окошек свешивались ленты и разноцветные флажки, а белые с серебром транспаранты с приветственными надписями были водружены на высоких шестах и тянулись через все тесные улочки по пути движения королевского кортежа. Изо всех окон высовывались во множестве головы простолюдинов, тогда как знать Франции созерцала происходящее с высоты седел или из окошек карет. Каждый вытягивал шею, щуря при этом глаза на свету холодного зимнего солнца. И каждое сердце наполнялось восторгом при торжественном въезде в город недавно коронованного Франциска I. Каждая душа исполнилась веры в то, что сегодня во Франции начинается новая волнующая и счастливая эпоха.