Карен Харпер - Последняя из рода Болейн

Это восхитительное событие одновременно знаменовало собой официальное окончание траура по усопшему Людовику, который упокоился рядом со своими царственными предками под древними плитами собора Сен-Дени. Сегодня истек положенный срок скорби и для молодой вдовы, Марии Тюдор. Мария и ее юная фрейлина-англичанка радостно вдыхали вольный воздух Парижа.

Но не освобождение из королевского заточения наполняло восторгом их сердца и заставляло их хорошенькие головки кружиться от бурной радости, которая буквально пьянила обеих. И не гром барабанов, не звуки фанфар, не экстаз французов, восторгавшихся своим новым королем. Чарльз Брэндон, ближайший личный друг короля Английского, стоял рядом с английскими дамами на узком дворцовом балконе с резными перильцами: Франциск исполнил все обещанное сполна. Мария Тюдор и ее возлюбленный, герцог Суффолк, два дня тому назад тайно обвенчались.

— Ваше величество! Я вижу серебристый балдахин над его конем! — закричала Мария Буллен, в детском восторге позабыв манеры светской речи, которым ее старательно обучали. — Ой, взгляните: конь даже не хочет стоять под этим балдахином, так и норовит прянуть в сторону. Какой он чудесный наездник!

— Правда, милая Мария. Он был отличным воином и наездником куда раньше, чем стал королем. — Новая герцогиня Суффолк обняла Марию за плечи своей изящной, унизанной перстнями рукой, и лисья опушка рукава меховой накидки защекотала девочке щеку.

— Ручаюсь, все короли отлично ездят верхом, — послышался голос герцога, лицо которого было скрыто от Марии пышными локонами его супруги. — И самый лучший наездник, с каким мне доводилось скакать бок о бок, — это Генрих Тюдор.

Одно лишь упоминание имени короля Генриха сразу заставило всех троих погрузиться в молчание. Мария метнула быстрый взгляд на прекрасную чету. Несомненно, сами Небеса предназначили их друг другу. У обоих одинаково белая кожа, темные глаза и волосы, у обоих такая благородная осанка, и они захвачены своей любовью… Нет сомнений, что Его величество Генрих, как только увидит их, от души пожелает счастья своему любезному другу и нежно любимой сестре.

— Как я надеюсь, что настанет конец ужасающему молчанию господина моего короля и лорд-канцлера Уолси, — донесся до Марии голос ее госпожи, почти потонувший в шуме улицы. Ей показалось смешным слово «молчание», потому что пение фанфар, грохот барабанов и народные клики под их наблюдательным пунктом слились в беспорядочный гул, напоминающий рев моря в сезон осенних штормов у Дувра. — Неужели он забыл о своих клятвах и о той любви, которую питает к нам обоим? — закричала Мария Тюдор, почти прижавшись к своему высокому мужу, чтобы он мог ее расслышать. — Слава Господу милосердному, что у нас есть сильные союзники — Франциск и его королева.

Глаза герцога сузились, в них зажегся огонь, который усиливался контрастом с густыми темными волосами и бородой.

— За нас — время и наша любовь, моя ненаглядная. Что же касается Франциска — что ж, в таких делах он союзник лишь самому себе.

Эти слова прозвучали как предостережение, а Мария Буллен, хотя и задумалась об их значении, перенесла все свое внимание на кипящую под балконом толпу. Теперь король, наряженный во все белое с серебром, был хорошо виден. Его снежно-белый жеребец почти целиком скрывался под позолоченными попонами и вычурным седлом.

Когда Франциск ответил на приветствия народа, Мария закричала и запрыгала вместе с толпой. Казалось, король плыл в бескрайнем море парчовых нарядов и пестрых знамен, пока не скрылся из виду, въехав во дворец. Она лихорадочно грезила о том, чтобы он с победой возвращался с войны — к белокурой англичанке Марии, чтобы ее красота, ум и безупречные манеры навеки привязали его к ней. Какой королевой стала бы она для него, как гордился бы ею отец! На свою коронацию она пригласила бы матушку и Энни и танцевала бы с Франциском, а они улыбались бы и восхищались. «Что за глупости!» — тут же укорила она себя: ей всего десять лет, она бедная фрейлина из Англии, и, скорее всего, он больше на нее и не взглянет. Она вернется в Лондон вместе со своей любимой госпожой, сестрой короля Англии, и в предстоящие годы будет лишь вспоминать о сегодняшнем замечательном событии. А что сказал бы господин ее отец, если бы только знал, какие странные мечты посещают его дочь?

— Мария, мистрис Мария! — герцог махал ей рукой: теперь, когда Франциск завершил торжественный въезд в город, они с сияющей герцогиней уже перешли с балкона в комнаты. — Довольно грезить, нимфа, и стоять на холоде. Входи в комнаты.

Она поспешно повиновалась, потому что неизменно старалась угодить этому рослому мужественному человеку, которого обожала ее принцесса. Он близкий друг короля Генриха, и совсем не удивительно, что пылкие Тюдоры так его любят. Сумеет ли она сама найти такого же очаровательного и любящего господина, как этот герцог или король Франциск?

Мария помогла госпоже снять плащ и заметила легкий румянец на ее лилейных щеках. Хотя зима еще свирепствовала вовсю, Мария Тюдор цвела здоровьем и красотой. Лорд Суффолк часто называл ее «моя собственная роза Тюдоров, хранимая в тайне». «Несомненно, — подумала восхищенная Мария, — этот румянец вызван огнем любви».

Влюбленные молодожены сели рядышком на обтянутое розовой парчой канапе, а Мария, которой доставляло удовольствие прислуживать им, налила в бокалы темно-красное бургундское (в такие моменты госпожа не допускала к себе французскую прислугу). Февральское солнце заливало комнату, заставляя сиять и переливаться надетое сегодня на новобрачной платье из бархата изумрудного оттенка, с низким вырезом.

— Спасибо тебе, милая малышка Буллен, — раздался звучный голос лорда Суффолка, хотя что за нужда благодарить ее за услуги, которыми она столь дорожит? — Ты уж прости меня, девочка, но я нахожу поистине удивительным, что столько тепла, доверчивости и невинности исходит от дочери самого хитрого лиса среди всех политиков, Томаса Буллена. — Герцог заметил в ее глазах смущение и обиду и поспешно добавил: — Те, кто служит королю, должны непременно быть умными и хитрыми, Мария. Я не хочу сказать ничего плохого о твоем родителе. Он служит королю верно, сообразуясь со своими понятиями.

Суффолк неспешно отхлебнул вина, не сводя глаз с внимательно слушавшей его девочки. Вдумываясь в его слова, она подалась вперед всем маленьким хрупким телом, одетым в чудесно шедшее ей платье из нежно-розового бархата, с глубоким вырезом у шеи. На мягком полотне рубашки, выглядывавшей из рукавов и из-за корсажа, цвели искусно вышитые цветы и порхали такие же вышитые бабочки. «Как она мила, — подумал герцог, — такая свежая, весенняя!» Каким-то образом эта невинная малышка с простодушным личиком сумела утешить и поддержать старшую годами и куда более искушенную женщину, которая теперь стала его ненаглядной супругой.